Каждый, кто не желает иметь плохую репутацию и стремится к повышению», обязан 
подчиняться подобным структурам. 
      Теперь же (вот в чем причина беспокойства Бормана!), когда следовало 
выяснить, «нужны ли такие организации вообще», появились планы создания еще 
двух служб того же рода: лидер молодежной организации НСДАП Бальдур Ширах 
задумал учредить общество «Государственная молодежь» (к тому времени он 
возглавлял гитлерюгенд и ради обретения большей самостоятельности стремился 
вывести организацию из прямого подчинения партии), а министр авиации Геринг 
захотел сформировать подчиненную правительству полувоенную организацию 
Германские летно-спортивные корпуса. По мнению Бормана, в «Государственной 
молодежи» не было ни малейшей необходимости, ибо уже в течение нескольких лет 
90 процентов молодежи в возрасте от десяти до восемнадцати лет проходили через 
гитлерюгенд. Более того, подобный шаг был бы абсурдным, поскольку в этом случае 
дело воспитания молодежи в духе национал-социализма перешло бы в ведение 
государственных чиновников, которые «не способны справиться с этой задачей». 
      Планы Геринга Борман назвал еще более пагубными. Фактически министр 
авиации создавал предпосылки для ситуации, когда юноше, мечтавшему служить в 
люфтваффе, пришлось бы сначала стать членом Германского летно-спортивного 
корпуса. По [156] утверждению Бормана, «члены подобных обществ не смогут в 
дальнейшем участвовать в политической жизни нации. Армия, авиация и флот 
получат возможность самостоятельно определять свою политическую позицию» и 
диктовать народу условия, опираясь на силу оружия. Из чего Борман сделал 
заключение о том, что «такое развитие событий угрожает самому существованию 
партии; НСДАП — это вовсе не преувеличение — будет обречена». 
      Неизвестно, кому были разосланы копии этого обзора. Конечно, не Герингу и 
не Шираху, но, несомненно, многим влиятельным деятелям партии. Поскольку каждый 
из лидеров ревниво следил за тем, чтобы никто не вторгался в сферу его 
интересов, Борман мог не сомневаться в поддержке тех, чьи интересы могли 
пострадать от создания этих новых ассоциаций. 
      Весной 1936 года Борману не составляло труда вручить свой меморандум 
непосредственно Гитлеру, ибо к тому времени он стал его личным финансовым 
распорядителем, управляющим по вопросам строительства и доверенным 
делопроизводителем. Еще не получив официального поста, обеспечивавшего право 
сопровождать каждый шаг фюрера, он уже фактически осуществлял функции секретаря 
по финансовым, хозяйственным, организационным и партийным вопросам (статус 
личного секретаря сохранял за собой Гесс, занявший это место еще во времена 
совместного пребывания в тюрьме. 
      Впрочем, одна лишь искушенность в делах бюрократических вряд ли позволила 
бы Борману снискать нечто большее, чем снисходительная терпимость властителя по 
отношению к добросовестному, но недалекому служаке. Ведь выполнение рутинных 
обязанностей отнюдь не производило впечатления на «артистическую» натуру фюрера.
 Мартин доказал, что способен справиться с любой щекотливой проблемой, [157] 
неизменно оставаясь в тени и демонстрируя бескорыстную (в понимании Гитлера, 
которого не беспокоила подковерная грызня подчиненных между собой) личную 
преданность. 
      Год спустя Геринг все-таки сформировал свои летно-спортивные корпуса. Это 
образование оказалось не столь масштабным, как планировал он вначале, однако 
сохранило независимость от партийных структур и подчинялось только министру 
воздушного транспорта. В конечном счете воплотились в жизнь и проекты Шираха: в 
декабре было объявлено об учреждении объединения «Государственная молодежь», 
которое представляло собой не что иное, как гитлерюгенд, перешедший в ведение 
правительства. Вопреки страшным пророчествам Бормана, партия нисколько не 
пострадала. Вместе с тем количество влиятельных организаций возросло — именно в 
этом состояла наиболее эффективная уловка Гитлера, при помощи которой ему 
удавалось натравливать своих приближенных друг на друга. В то время Ширах и 
Геринг были его фаворитами. Завистники приписывали первому претензии на место 
духовного преемника фюрера; второй же, из экс-капитана вмиг превратившись в 
генерала и начальника люфтваффе, возглавил контроль над германской 
промышленностью и стал человеком «номер два» в правительстве. 
      Разумеется, Мартин знал, что, распространив меморандум, нажил себе двух 
могущественных врагов и задал головоломку тем, кто уже обратил на него внимание.
 Действительно ли Борман решился на этот шаг лишь ради защиты интересов — как 
он их понимал — партии и Германии? Или надеялся тем самым притормозить карьеру 
обоих фаворитов и ускорить собственную? Похоже, Борман хотел закрепить за собой 
роль стража истинной партийной доктрины, оберегавшего духовное наследие вождя. 
[158] 
      С той же дерзостью и пуританским фанатизмом Борман нанес удар еще одной 
троице из непосредственного окружения Гитлера. То были адъютанты фюрера: бывший 
капитан Фриц Видеманн, обергруппенфюрер СА Вильгельм Брюкнер и бригаденфюрер СС 
Юлиус Шауб, издавна составлявшие слаженную команду. Незадолго до этого герцог 
Кобургский оказал им высокую честь, присвоив всем троим традиционную фамильную 
награду. Борман узнал об этом, случайно услышав разговор в столовой 
рейхсканцелярии. Один из его секретарей немедленно получил распоряжение от 
имени рейхсляйтера НСДАП вручить награжденным копии указа Гесса от 1933 года, 
запрещавшего членам партии принимать награды за участие в германской революции 
или подобные им. Поскольку единственной выдающейся чертой Брюкнера были его 
невообразимые размеры, а Шауб более поднаторел в пьяных дебошах, чем в 
аргументированных спорах, ответить взялся Видеманн. Он указал, что заранее 
обратился за разрешением к Гитлеру: «Фюрер позволил мне, Брюкнеру и Шаубу 
принять эту награду».