Руководители министерств рекомендовали своим подчиненным поспешить с 
вступлением в НСДАП; началась широкая кампания по изгнанию евреев и 
политических противников из состава правительственных ведомств. Собрав личные 
дела и данные из кадровых отделов министерств, Борман с досадой обнаружил, что 
ветераны партии составляли не более 10 процентов от числа высших 
государственных сановников. 
      После смерти Гинденбурга, когда Гитлер стал полновластным главой 
государства, все правительственные чиновники оказались в его подчинении. Любое 
назначение на значительный пост, любое повышение в должности на высшем уровне 
осуществлялось только с личного одобрения фюрера НСДАП. Бюро Гесса [142] 
занималось проверкой политической благонадежности таких кандидатов. Инструкции 
Бормана для местных партийных организаций четко указывали гауляйтерам 
возложенные на них задачи и пределы их полномочий. «В принятии решений о 
назначениях на государственные посты я во многом полагаюсь на сотрудничество с 
гауляйтерами», — пояснял Борман. Он также считал полезным для себя иметь досье 
на всех влиятельных чиновников, подчинявшихся гауляйтерам. 
      Точно следуя принципам и целям, провозглашенным в «Майн кампф», Борман 
давно размышлял над практическим решением вопроса «расовой чистоты» германцев. 
Еще в 1932 году Мартин задумывал создать службу генеалогических и расовых 
исследований в структуре национал-социалистского движения, но тогда задача 
оказалась непосильной по причинам финансового характера. Но когда функционеры 
НСДАП получили преимущество над государственными чиновниками, идея нашла 
отражение в программе расовых исследований, осуществление которой было 
возложено на министерство внутренних дел. В архивы Бормана хлынул новый поток 
информации о руководителях разных уровней. К работе над расовыми проблемами 
подключился и германский крестьянский совет. 
      Впрочем, две серьезные проблемы возникли и у самого Бормана: первая была 
связана с происхождением его незаконнорожденного деда, отца которого не удалось 
установить; вторая заключалась в том, что сведения о семье Меннонг (по 
материнской линии Бормана) охватывали только три поколения. 
      С 1934 года выяснением родословной Бормана занимался лично директор 
германского бюро по установлению происхождения Курт Майер. Он посвятил этим 
поискам несколько лет, но ничего не нашел, хотя на запросы о состоянии дел 
неизменно отвечал, [143] что расследование продвигается. Неудивительно: Борман 
пообещал не только крупное вознаграждение самому Майеру, но и значительную 
финансовую поддержку его ведомству — естественно, из государственных фондов. 
      После победы над правительством внутри партии тоже начались брожения: в 
декабре 1934 года гауляйтеры самовольно провели совещание в Берлине, 
встретившись без надзора со стороны «коричневого дома». Борман узнал об этой 
встрече лишь после ее окончания и сумел возбудить в Гитлере ярость по поводу 
подобного нарушения субординации. Гесс разослал гауляйтерам циркуляр, не 
оставлявший ни малейшей неопределенности: «Ни рейхсляйтеры, ни — тем более! — 
гауляйтеры не обладают правом по собственной инициативе проводить конференции 
гауляйтеров или вести дела с государственными ведомствами без моего одобрения». 

      С тех пор правители провинций не собирали свои совещания без позволения 
сверху. Отныне встречи гауляйтеров стали лишь способом доведения до их сведения 
распоряжений и приказов фюрера и его заместителя; председателем на этих 
собраниях неизменно был сам Борман, в корне пресекавший любые попытки начать 
дискуссию. Вскоре после упомянутой конференции гауляйтеры получили от Бормана 
опросник, который следовало ежемесячно заполнять и предоставлять в качестве 
отчета о партийной работе — от пункта 1 «Организационные вопросы» до пункта 42 
«Особые происшествия». Однако «покорение» гауляйтеров так и не было завершено 
при Гессе. Лишь после его ухода со сцены и вплоть до последних залпов второй 
мировой войны Борману удавалось заставлять провинциальных лидеров плясать под 
свою дудку. [144] 
      Однако рейхсляйтеры, обосновавшиеся в министерских креслах, недоумевали, 
почему избранные ими кандидатуры должны получать одобрение Бормана. 
Рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс, являвшийся одновременно гауляйтером 
Берлина и рейхсляйтером пропаганды, запретил работавшим в министерстве членам 
НСДАП изобличать коллег в недостаточно лояльном отношении к партии. Он объявил, 
что весь персонал подобран с особой тщательностью, а потому всякий, кто посмеет 
выступить с подобными обвинениями, будет немедленно изгнан со службы. 
      Геббельс мог позволить себе подобный шаг, поскольку занимал прочные 
позиции как на правительственном, так и на партийном уровне. Потуги Бормана 
перетянуть на себя одеяло, воспользовавшись полномочиями штабсляйтера бюро 
Гесса, лишь забавляли министра пропаганды. 
      Поначалу рейхсляйтеры не имели оснований для недовольства Борманом. Он 
принимался за решение проблем, привлекших внимание Гитлера, гораздо расторопнее 
Гесса, которого всегда отличали рассеянность и медлительность. Гессу полагалось 
присутствовать на всех совещаниях Гитлера с партийными лидерами, но вскоре он 
переложил эти обязанности на Бормана. С тех пор — находился ли Гитлер в Берлине,
 Мюнхене или Оберзальцберге — без Бормана не обходилось ни одно совещание. Он 
держался как добрый и абсолютно бескорыстный товарищ, который лишь скрупулезно 
выполнял поручения двух высших руководителей партии. Все именно так и выглядело 
до тех пор, пока не стало ясно, насколько он опасен на самом деле. 
      Попав в плен после окончания войны, эксперт НСДАП по сельскому хозяйству, 
рейхсминистр продовольствия и глава германского объединения крестьян Рихард 
Вальтер Дарре составил характеристики [145] на лидеров наци. Вот что он отметил,
 когда писал о Бормане: