этот раз Советский Союз потребовал в аренду на 30 лет острова финского залива 
Готланд, Лавансаари, Сескар и оба острова Тютярсаари. Целью Советского Союза 
было не строительство укреплений на этих островах, а использование их в 
качестве наблюдательных пунктов на пути к Ленинграду. Принятие этих предложений 
означало бы улучшение отношений между нашими странами и выгодное для нас 
экономическое сотрудничество. 

В ответе, который был передан 8 марта, правительство Финляндии заявило, что не 
может разговаривать о передаче другому государству островов, поскольку они 
являются неотделимой частью территории, неприкосновенность которой сам 
Советский Союз признал и утвердил в Тартуском мирном договоре, когда эти 
острова были объявлены нейтральной территорией. Народный комиссар иностранных 
дел, как чувствовалось, ожидал такого ответа и прямо предложил в качестве 
возмещения передать Финляндии часть территории Восточной Карелии, лежащую 
севернее Ладожского озера. Это предложение было отвергнуто 13 марта. На это 
Литвинов заметил, что не считает ответ окончательным. 

Для дальнейших переговоров советское правительство командировало в Хельсинки 
своего посла в Риме Штейна, который ранее занимал в посольстве СССР в Финляндии 
дипломатическую должность, и он 11 марта связался с министром иностранных дел 
Эркко. Руководствуясь прежними мотивами, Штейн утверждал, что безопасность 
Ленинграда в случае нападения на него со стороны Финского залива зависит от 
передачи этих островов в пользование Советского Союза, и считал, что лучшим 
решением этого будет договор об их аренде. Такое решение стало бы гарантией 
сохранения финского нейтралитета. Советское правительство также готово обменять 
острова на территорию площадью 183 квадратных километра, расположенную рядом с 
нашей восточной границей. Письменное обязательство Финляндии воспротивиться 
любому нарушению ее нейтралитета считали ничего не значащим, если его не 
сопровождали бы практические мероприятия. Правительство Финляндии продолжало 
стоять на своей отрицательной позиции. 

Я же считал, что нам тем или иным образом следовало бы согласиться с русскими, 
если тем самым мы улучшим отношения с нашим мощным соседом. Я разговаривал с 
министром иностранных дел Эркко о предложении Штейна, но уговорить его мне не 
удалось. Я также посетил президента и премьер-министра Каяндера, чтобы лично 
высказать свою точку зрения. Заметил, что острова не имеют для Финляндии 
значения, и, поскольку они нейтрализованы, у нас отсутствует возможность их 
защиты. Авторитет Финляндии, по моему мнению, также не пострадает, если мы 
согласимся на обмен. Для русских же эти острова, закрывающие доступ к их 
военно-морской базе, имеют огромное значение, и поэтому нам следовало бы 
попытаться извлечь пользу из тех редких козырей, которые имеются в нашем 
распоряжении. 

Моя точка зрения понимания не встретила. Мне ответили, в частности, что 
правительство, которое решилось бы предложить что-либо похожее, тут же было бы 
вынуждено уйти в отставку и что ни один политик не был бы готов таким образом 
выступить против общественного мнения. На это я ответил, что если действительно 
не окажется человека, который бы во имя такого жизненного для государства дела 
рискнул своей популярностью в народе, то я предлагаю себя в распоряжение 
правительства, ибо уверен в том, что люди поймут мои честные намерения. Я пошел 
еще дальше, заметив, что Финляндии было бы выгодно выступить с предложением об 
отводе от Ленинграда линии границы и получить за это хорошую компенсацию. Уже 
тогда, когда Выборгская ляни [29] [29] (29)
в 1811 году снова присоединилась к Финляндии, многие придерживались мнения, что 
граница проходит слишком близко к Петербургу. Так думал, в частности, министр — 
государственный секретарь Ребиндер, и, как я часто слышал дома, отец моего деда 
государственный советник С. Е. Маннергейм стоял на той же точке зрения. 

Я серьезно предупредил, чтобы посол Штейн не уезжал в Москву с пустыми руками. 
Однако так и произошло. 6 апреля он покинул Хельсинки, не решив порученной ему 
задачи. 

Парламент не информировали о цели визита Штейна. О недальновидном сокрытии 
этого факта можно только сожалеть. 

Помимо приостановления московских торговых переговоров прекращение политических 
контактов привело к тому, что Советский Союз отказался от одобрения пересмотра 
договора об Аландских островах, и этот вопрос полностью заморозили. Когда 
вопрос о пересмотре этого договора обсуждали в Лиге наций в мае 1939 года, 
советское правительство дало понять, что оно надеется на сохранение статус-кво 
на Аландах. В одном из выступлений 31 мая Молотов пошел еще дальше: если 
архипелаг будет инженерно укрепляться, сказал он, то у Советского Союза 
появится еще большая причина принять в этом участие, чем у Швеции. 

Когда Советский Союз выложил карты на стол, правительство Швеции заняло 
уклончивую позицию в вопросе о Стокгольмском плане. Многие наверняка 
догадывались, что само сопротивление Советского Союза демонстрировало, сколь 
обоснован на самом деле был этот замысел и сколь важным было бы его 
осуществление. Круги, близкие к премьер-министру Швеции, думали, однако, 
по-иному, и в июне шведское правительство отозвало из риксдага свое предложение,