Попытки связаться с Кремлем, предпринятые в первые дни войны при посредничестве 
Швеции и США, успеха не имели. Швеция отказалась предоставить нам реальную 
помощь, а единственной дипломатической поддержкой, которую шведское 
правительство на этом этапе сочло возможной предоставить Финляндии, стало то, 
что оно не выступило с официальным заявлением о нейтралитете. Жаль, конечно, 
что именно в это время в Стокгольме разразился длительный правительственный 
кризис. Он продолжался со 2 по 13 декабря и парализовал возможности 
деятельности Швеции таким образом, который в нашем трудном положении был не на 
пользу Финляндии. Настоящим несчастьем для нас был уход министра иностранных 
дел, известного друга Финляндии Ричарда Сандлера, со своего поста. 

В Финляндии испытывали чувство глубокого удовлетворения от того, сколь активно 
сочувственно относились к нам США. Личная позиция президента Рузвельта видна из 
его публичного заявления, где говорится, что «правительство и народ Финляндии 
могут гордиться своими действиями, которые вызывают у народа и правительства 
Соединенных Штатов Америки уважение и самое теплое сочувствие». Однако еще 
значительнее было его заявление от 2 декабря о запрете импорта важнейшего сырья 
и промышленной продукции в Советский Союз. 15 и 20 декабря запрет был расширен 
и стал действовать в отношении еще большего числа изделий. Важно и то, что США 
предоставили Финляндии кредит на сумму 30 миллионов долларов. Помимо этого, 
началась солидная поставка гуманитарной помощи, которой руководил наш верный 
защитник еще с 1919 года, бывший президент Герберт Гувер. 

Все попытки посредничества наталкивались на то, что Советский Союз не признавал 
иного правительства Финляндии, кроме марионеточного, сформированного в Терийоки.
 Понятно, что в такой ситуации правительство Финляндии обратилось за 
посредничеством и помощью в Лигу наций. Следствием этого было исключение 
Советского Союза из этой организации 14 декабря 1939 года после его отказа 
прекратить военные действия и уладить конфликт путем переговоров. Одновременно 
всех членов Лиги наций призвали оказать Финляндии любую возможную помощь. 
Позднее этот призыв породил как масштабные планы западных держав в отношении 
Скандинавии, так и, косвенно, агрессию Германии. 

Решение Лиги наций означало моральную победу Финляндии. Вместе с тем оно 
способствовало росту общественного негодования, вызванного нападением 
Советского Союза. Впрочем, тут же снова обнаружилось, что Финляндия не может 
ожидать активной помощи от Скандинавских стран. Если такие страны, как Уругвай, 
Аргентина и Колумбия, на Ассамблее Лиги наций решительно встали на нашу сторону,
 то Швеция, Норвегия и Дания заявили, что они не будут принимать участие в 
каких-либо санкциях против Советского Союза. Более того — страны Скандинавии 
воздержались от голосования по вопросу об исключении агрессора из Лиги наций. 
Тем не менее именно руководитель норвежской делегации и председатель стортинга 
Хамбро вынужден был огласить решение Ассамблеи. В качестве последнего 
председателя Лиги наций на заседании в 1946 года, когда эту организацию 
распустили, ему пришлось зачитать хвалебное поздравление той же самой диктатуре,
 которую он за семь лет до этого заклеймил как преступную. 

Рекомендации Лиги наций, конечно, не имели бы никакого значения, если бы 
Финляндия не выдержала оборону. Однако когда все увидели, с какой отчаянностью 
вела борьбу финская армия, то у западных государств появился новый интерес к 
поддержке Финляндии. До тех пор пока шла наша борьба, угроза Румынии и Турции, 
союзникам Англии и Франции, была лишь теоретической, и наша стойкость по-своему 
призывала эти государства к сопротивлению. Финская война в то же время 
предлагала Швеции и Норвегии возможность включиться в антигерманский фронт, 
если бы их можно было склонить к пропуску войск через свою территорию. 
Противоречия между Германией, с одной стороны, и Швецией и Норвегией — с другой,
 привели бы к прекращению экспорта железной руды в Германию, не говоря уже о 
том, что стратегическое положение третьего рейха было бы ослаблено и нажим на 
французский фронт стал бы не таким сильным. Кроме этого, война стала бы 
работать в пользу западных стран также и в том смысле, что она уменьшила бы 
возможности Советского Союза поставлять в Германию многие важные виды сырья, 
импорт которого к этому времени значительно сократился вследствие блокады, 
устроенной западными государствами. 

У Финляндии не было повода отказаться от этих планов, и не в наших интересах 
было подчеркивать технические трудности, связанные с посылкой помощи. Мы вели 
смертельную борьбу, и французские и английские планы помощи казались одним 
реальным фактором, на который могла опираться внешняя политика. С другой 
стороны, оружием дипломатической борьбы против СССР была угроза интервенции. 
Эта страна едва ли желала окончательного разрыва с западными государствами; и 
еще в этом крылась возможность, что Швеция и Норвегия посчитают необходимым 
более энергично действовать в интересах Финляндии, стремясь к завершению войны 
до того, как будет поставлен под угрозу нейтралитет Скандинавии. О появлении 
планов интервенции и их различных фазах сейчас говорится во многих публикациях. 
Я имею в виду, прежде всего воспоминания Уинстона Черчилля, Поля Рейно и 
генерала Гамелена, а также «Белую книгу» министерства иностранных дел Германии. 
Так, Черчилль еще 19 сентября 1939 года заметил, обращаясь к своему военному 
кабинету, сколь необходимо было бы воспрепятствовать экспорту шведской железной 
руды в Германию. Финская война снова сделала эту проблему актуальной. Оказание