увлеченных игрой, — начиная от официальных лиц и кончая заключенными. Руки и 
ноги заключенных были прикованы к толстым чурбанам, в иных случаях на шеях у 
них имелись деревянные обручи. Чурбаны были собраны из лакированных деревянных 
частей, на которые наклеивались бумажные полоски, поэтому заключенные должны 
были двигаться очень осторожно, чтобы эти «почтовые марки» оставались в целости.
 Заключенные были вольны в своих передвижениях, зачастую их сопровождали жены, 
которые преданно таскали чурбаны, ограничивавшие свободу мужей. 

Другим впечатляющим зрелищем были зобы, принимавшие самые удивительные формы. 
Заболеваниям щитовидной железы, причина которых коренилась в употреблении 
местной воды, было подвержено практически все население, и зобы считались почти 
что нормальным явлением, поэтому с ними совсем не боролись. Как здесь шутливо 
говорили, у по-настоящему «удачливого яркендца» на шее обязательно должна быть 
приличная струма. 

Значительным событием всегда были обеды у фугуаня — районного мандарина. Но 
самым любопытным было знакомство с местным военным мандарином, который был 
образцом старой китайской военной касты. Это был семидесятилетний 
необразованный и глухой старик, по мнению которого организация китайской армии 
и военное искусство Китая были лучшими в мире. Утверждалось, что он специально 
держит такой маленький гарнизон, но, по моему мнению, военный начальник имел 
гораздо большее пристрастие к курению опиума, чем к обороне страны. На солдатах 
также были видны следы употребления опиума, и они представляли собой жалкое 
сборище профессиональных игроков, ростовщиков и сутенеров. 

29 ноября я прибыл в Хотан, который в Кашгаре мне обрисовали как самый 
любопытный и привлекательный город. Но уже вскоре я почувствовал, что меня 
обманули. Город показался мне гораздо более сирым и хуже построенным, чем 
Яркенд, даже магазины здесь были гораздо беднее. Главный местный мандарин, 
заранее предупрежденный о моем прибытии, был столь же доброжелателен, как и его 
яркендский коллега, и предоставил мне большую комнату, устланную красивыми 
коврами, с двумя широкими окнами во двор. Так же хорошо отнеслись к моим 
спутникам и лошадям. 

В физическом смысле военный мандарин выглядел полной развалиной, а по своему 
духовному развитию казался просто ребенком. Он был очень доволен, когда я 
попросил разрешения его сфотографировать, и устроил в мою честь показательные 
учения. По этому поводу он облачился в свои лучшие одежды. На учениях было 
продемонстрировано традиционное китайское фехтование на мечах против невидимого 
соперника. Мечи заменяли бамбуковые палки. Солдаты сражались так, будто спасали 
свою душу. Нападая и отступая, они очень оригинально прыгали, то попарно, то 
собираясь в группу из восьми человек. 

Хотан известен своими кустарными промыслами, здесь торгуют изделиями из глины, 
кожи, бронзы, шелка, а также коврами. Мастерские, как правило, очень маленькие, 
в них по три-четыре работника, готовые изделия сразу же относят на базар. 

В Хотане много «мавзолеев» — мест погребения святых людей, которые служат 
местами поклонения. Деяния этих людей описаны в старых рукописных документах. 
Преодолев определенные трудности, я смог приобрести у мулл несколько образцов 
таких документов. 

К новому, 1907 году после тягот трехмесячного путешествия я вернулся в Кашгар — 
мне казалось, что я попал почти что в цивилизованное общество. В течение 
нескольких недель я начисто вычерчивал составленные мною карты, проявлял 
фотографии, проверял снаряжение и приводил в порядок материалы по истории и 
народному творчеству, чтобы отправить их в Финляндию. 

Отправляясь на лошадях из Кашгара 27 января, я был в довольно праздничном 
настроении, полагая, что наконец-то началось мое настоящее путешествие. 
Ближайшей целью был город Аксу, очень важный с военной точки зрения: он стоит 
на перекрестке главнейших дорог и находится в 400 километрах к северо-востоку 
от Шелкового пути. 

Учтурфан, куда мы прибыли 18 февраля, был первым живописным городом, который я 
увидел в Синьцзяне. Долина, окруженная высочайшими горами, выглядела 
изумительно. Необычайно красивы скалы, которые отвесно спускаются почти к 
самому городу, а восточный уступ упирается прямо в китайскую крепость, 
выстроенную у основания горы. Прямые линии ее стен четко выделяются на 
прихотливом фоне скал, что необычайно сильно воздействует на наблюдателя. 

2 марта я прибыл в Аксу — довольно чистый город, если в этих местах вообще 
можно говорить о чистоте. Вместительные казармы показывали, что китайцы вполне 
осознавали стратегическое значение Аксу. Но в тот период гарнизон подвергся 
значительному сокращению. Следы курения опиума на лицах солдат производили 
удручающее впечатление. 

Визиты вежливости к официальным лицам провинции протекали традиционно, по уже 
известному мне протоколу. Военный мандарин в чине бригадного генерала выгодно 
отличался от военачальников, встретившихся мне ранее. Он был бодрым и крепким