ализму и распевая: «Somos socialistas,
 palante! 
palante! Y al que no le guste, que tome purgante!» («Мы социалисты! Мы встали с 
колен. А те, 
кому не нравимся, пусть пьют пурген!») – и над бывшим «Хилтоном», переназванным 

«Гаваной либре», на бреющем пролетали американские самолеты, отчего на мои 
белоснежные брюки написал шестилетний сынишка корреспондента «Правды» – будущий 

премьер–министр перестройки и отец нового русского капитализма (Егор Гайдар. – 
М. М.) 
<…> 

Вернувшийся с гор Фидель, оскорбленный пренебрежением руководителей СССР к его 
мнению, произнес длинную антикоммунистическую речь с крыши своего джипа перед 
университетской лестницей. Заметив в толпе меня, спрыгнул на лестницу, потащил 
меня в 
гостиницу, где в номере мексиканского журналиста Виктора Рико Галана 
(впоследствии 
арестованного в Мексике за организацию подпольной школы) обрушил свое 
возмущение 
поведением советского правительства на мою неповинную голову, то и дело 
инстинктивно 
хватаясь за пистолет. 

Я как мог старался объяснить Фиделю эту бестактность не злым умыслом, а дикой 
спешкой, ибо мир висел на волоске и могло бы оказаться так, что не уцелели бы 
ни Куба, ни 
СССР, ни Соединенные Штаты, ни весь мир <…> Когда мы на следующий день 
ходили 
выбирать натуру для совместного советско–кубинского фильма, бродя по гаванскому 
почти 
пустому многоярусному рынку с Калатозовым и Урусев–ским, женщины из очередей 
кричали нам: «Русос, гоу хом!», и Калатозов (легендарный советский режиссер, 
снявший 
фильм «Летят журавли». – М. М.), никак не ожидавший этого, горько плакал, как 
ребенок. 
Срочно присланный советский пропагандистский фильм о счастливой жизни в СССР, 
где на 
экране перед голодными кубинцами проплывали запеченные целиком гуси и поросята, 

стерляди и осетры, горы овощей и фруктов, блюда с черной и красной икрой, 
вызывал 
только вполне понятное раздражение. Одна негритянка издевательски заорала в 
кинозале: 
«Кrushev, dame un peda–cito de queso!» («Хрущев, дай мне кусочек сыру!»)». 

В период обострения кризиса Никита Хрущев командировал в Гавану первого 
заместителя председателя Совета министров СССР Анастаса Микояна, который, 
говоря 
совре 

менным политическим языком, был «главным лоббистом кубинской революции в 
Кремле». Он прилетел в Гавану с целью успокоить Фиделя. Советские представители 
в 
Гаване, прекрасно зная психологические особенности Фиделя и то, как болезненно 
тот 
отреагировал на советско–американское соглашение, предупреждали Микояна, что 
главная 
проблема на переговорах будет заключаться в «характере Фиделя Кастро». Так и 
произошло. 
Было видно, как сдерживается Фидель во время переговоров, чтобы не перейти на 
эмоции. 
Во время одной из первых бесед Фидель категорически отказывался принимать у 
себя на 
Кубе инспекции, заявив, что кубинцы «имеют право сами защищать свое 
достоинство». 
Микоян написал в Москву, что в переговорах «не следует упускать из виду сложных 
личных 
качеств характера Кастро – его обостренного самолюбия». Вместе с тем для 
Анастаса 
Микояна была очевидна причина столь резкого поведения Фиделя: «…Кастро сильно 
переживает, когда он читает