поезда. А у вокзала захватите батарейку да по дороге соберите два-три десятка 
казачков и ведите отряд к Северному разъезду. Там развернитесь и прочно займите 
его. 

Самое название -Северный разъезд - привело меня в беспокойство, так как 
наводило на мысль об окружении нас японцами. Такая возможность не приходила мне 
в голову, пока меня посылали на Южный или на Западный фронт. В штабе же 
Куропаткина продолжал царить оптимизм. Там я ежедневно видел схемы, внушавшие 
полное доверие к общему положению; там я читал приказы о формировании нового 
фронта под начальством Каульбарса, о переброске в Мукден все того же 1-го 
Сибирского корпуса под начальством Гернгросса; там я слышал о нашем переходе в 
решительное наступление. Но, видимо, всей этой штабной работой начальство 
мечтало только оправдать себя перед историей. 

Мой Северный разъезд оказался расположенным на небольшой насыпи, прикрывавшей 
нас от японцев. Вокруг - полное безлюдье, и только по рельсам быстро, без 
свистков то и дело мчались на север товарные поезда. Они вывозили из Мукдена 
все, что можно было успеть спасти. 

Главная квартира переживала последние тревожные часы своего пребывания в 
Мукдене. Но, видимо, для поддержания падавшего с каждым часом настроения 
окружающих главнокомандующий, несмотря на критическое положение, не решался 
отправить свой поезд на север. 

"Я здесь, я еще не отступил",- должны были говорить каждому проходившему через 
мукденскую площадь ярко освещенные вагоны. 

Эверта, к которому я приехал доложить о положении дел на Северном разъезде, 
встретил у поезда. Куда девались самодовольная улыбка, самоуверенный тон этого 
бравого генерала? 

Не слушая моего доклада, он схватил меня за рукав полушубка и уже не командным, 
а каким-то просящим тоном сказал: 

- Примите, голубчик, скорее в свое командование топографическое отделение. Вы 
его найдете на втором пути в теплушках. Скорей, скорей распорядитесь погрузить 
все имущество вон на эти повозки, что вы видите там, у домиков. 

"С ума сошел", - решил я. 

Уж если спешить, так скорее можно вывезти имущество по рельсам, чем по дороге, 
тем более что Мандаринская дорога на север проходила в непосредственной 
близости к железной. 

Все укладывали тюки "дел" на длинные парные дроги из-под хлеба! 

Я решил действовать на свой риск и страх. Быстро обежал пять теплушек, где 
сидели мои новые подчиненные - офицеры-топографы, солдаты-чертежники и писаря. 

Безвестные труженики-топографы считались офицерами самого последнего разряда. 
Они жили, ели и спали вместе с солдатами среди вороха карт, схем и "дел". Вид 
этих груд бумаги только утвердил меня в решении не исполнять приказа начальства.
 

- Забирайте побольше хлеба, воды и свечей! После этого заприте наглухо вагоны и 
не выходите в течение двух дней. Поняли? - сказал я топографам. 

Я знал, что каждую ночь происходило маневрирование у нашего, казалось бы, мирно 
стоявшего поезда. То ли железнодорожное начальство хотело показать 
главнокомандующему свое рвение; то ли по присущему нам, русским, вкусу к 
переменам какие-нибудь начальники перебирались со своими вагонами из хвоста 
поезда в середину. В результате этих ночных маневров никто по утрам не знал, 
где какой вагон находится. 

Отыскав сцепщика, подлезавшего с фонариком под какие-то скрепления, я тихо 
сказал: 

- Послушай, братец, вот тебе список номеров пяти вагонов, которые ты сейчас же 
отцепишь и пристегнешь к первому же отходящему на север поезду. 

Свое распоряжение я подкрепил трешкой. 

- Покорнейше благодарю, ваше благородие. Будет исполнено! - прошептал сцепщик. 

Впоследствии, когда мукденский кошмар кончился и я стал разыскивать свои вагоны,
 то три из них оказались в Харбине, а два докатились до самой Читы. Так или 
иначе, ценные карты были спасены, а за мной закреплена должность начальника 
топографического отделения. 

По-иному окончилась эпопея для той части штабного имущества, которое было