сроднились с ними и вросли во все эти бесчисленные форты, землянки и ходы 
сообщения. Нужна была какая-то посторонняя внешняя сила, чтобы оторвать их от 
насиженных мест. А этой силы у Куропаткина не могло быть. Японцы знали слабости 
нашего командования и потому, несмотря на превосходство наших сил, сами решили 
перейти в наступление. 

Если в предыдущих сражениях у Куропаткина имелся какой-то заранее намеченный 
план, то под Мукденом он как бы добровольно передал с самого начала всю 
инициативу в руки Ойямы, а тот играл с нами, как кошка с мышкой. 

В первых числах февраля он в буквальном смысле "напугал" Куропаткина 
наступлением Кавамура на крайнем левом фланге, отстоявшем чуть ли не за сотню 
верст от главной квартиры, и для получения нужного эффекта придал наступающим 
войскам одну из дивизий, прибывших из-под Порт-Артура. На свое счастье, он 
встретил с нашей стороны прежде всего знаменитого у нас генерала Алексеева. 
Генерал Алексеев имел еще и прозвище. Не знаю почему, но его прозвали 
Желтоглазым. Это был генерал из "хозяйственных": его воинский дух приходил в 
возбуждение, едва раздавался первый выстрел. Тогда Желтоглазый начинал 
распоряжаться и приказывать. 

- Как раздадутся первые артиллерийские выстрелы,- рассказывал мне казачий 
сотник, забубенная лихая головушка, состоявший при Желтоглазом ординарцем,так я 
уж знаю свое дело! "Мулов, муликов наших подальше в тыл" - это для моего 
старика самое главное дело. 

Встретившись с армией Кавамура, Алексеев ради спасения "муликов" и имущества 
откатился сразу перехода на два назад. А вечером этого дня он плакался своему 
лихому ординарцу: 

- Плохо мое дело! Плохо! 

- Да уж не так плохо, ваше превосходительство,- пытался возразить ординарец.- 
Арьергарды выставлены, японцы не преследуют, завтра получим подкрепление! 

- Ах, да что ты, дорогой,- возражал Алексеев.- Это все пустяки! А ведь 
корпуса-то мне теперь не дадут... 

На это, конечно, мой приятель ему ответа дать не смог. 

Не все, однако, начальники были похожи на Алексеева, и напрасно рассчитывал 
Куроки на быстрый успех на левом фланге. Славные Сибирские корпуса дрались, как 
львы, и кровью своей создали репутацию непобедимости командующему 1-й армией - 
Линевичу. 

Бешеные демонстративные атаки Куроки действовали больше на Куропаткина, так как 
кошмар возможного выхода японцев по кратчайшему направлению на наши сообщения 
висел над ним с самого начала войны. Об этом постоянно напоминал ему его 
предшественник адмирал Алексеев, об этом он, вероятно, не раз сам вспоминал 
после минут, пережитых под Ляояном. 

Развивая свою демонстрацию постепенно к центру нашего расположения, неприятель 
стал громить Путиловскую сопку из подвезенных им на фронт осадных и морских 
орудий, от которых душа уходила в пятки не столько у войск, сколько у их 
престарелых начальников. 

При таких условиях армия Ноги могла спокойно предпринять глубокий обход нашего 
правого фланга. С этой минуты все фатально вело нас к печальной развязке. 

Общего резерва у Куропаткина не было. Оставалось только по мере продвижения 
японцев к северу загибать постепенно наш фланг, образуя новый фронт для 
прикрытия Мукдена с запада. Но Куропаткин потерял веру в своих подчиненных. 

Наступила общая растерянность. Через голову непосредственного начальства 
Куропаткин вырывал полки и даже батальоны, направляя их для затыкания дыр. В 
результате никто уже не знал, кому следует подчиняться, тем более что для 
объединения командования на новом фронте создавались один за другим 
импровизированные отряды. 

В этой обстановке даже мне, молодому капитану, довелось получить в командование 
отряд. Это был отряд, составленный из хлебопеков. Характерно, что на пятый день 
наступления Ноги наш главнокомандующий генерал-адъютант Куропаткин не имел в 
своем распоряжении никаких других солдат, кроме хлебопеков. 

Я встретил главнокомандующего случайно под вечер, на переезде через железную 
дорогу, неподалеку от Мукденского вокзала. 

Остановив коня, Куропаткин с явно вынужденной улыбкой сказал: 

- Там, у Северного разъезда, японцы что-то пошаливают. На всякий случай, 
Игнатьев, возьмите два батальона хлебопеков. Они сейчас выстроены у моего