|
искусства.
К укреплениям полковника Величко Куропаткин и выехал 17 августа, чтобы лично
руководить боем. Но никакого боя оттуда не было видно, и ничем руководить
нельзя было: даже телефона к командному пункту не провели. Гонцы же с боевых
линий не были осведомлены о выезде командующего из ставки и продолжали
доставлять донесения в Ляоян!..
Погода портилась, накрапывал мелкий дождик. Я сидел на ступеньке форта No 4 и
ждал, ждал терпеливо, безропотно, не входя в рассуждения о происходящем! Ждать
в тылу, ждать под огнем! Не так я себе представлял войну! Надо было навсегда
забыть о скачущих ординарцах, о несущихся в атаку эскадронах, о непрерывном
движении всего окружающего тебя. Невозмутимый Куропаткин в сером
генерал-адъютантском пальто, спокойным, профессорским тоном непрерывно
диктовавший приказания, олицетворял собой эту мучительную неподвижность.
Вдруг я услышал свою фамилию. Харкевич приказывал мне поехать во 2-й Сибирский
корпус и предложить генералу Алексееву перейти со своим резервом на три-четыре
версты вправо.
Но 2-м Сибирским корпусом, насколько я знал, командовал генерал Засулич. Почему
же мне надо обратиться к Алексееву? Оказалось, Засулич получил уже новое
назначение. Так и есть! В разгаре боя началась чехарда с начальниками!
Впрочем, поездка к Алексееву раскрывала мне еще кое-что: его корпус не
переставали растаскивать по частям - с утра несколько батальонов уже были
посланы Куропаткиным на поддержку 3-го Сибирского корпуса Иванова, только что
он отправил два батальона на поддержку 1-го Сибирского корпуса Штакельберга, а
тут еще и я прискакал... Вся красивая первоначальная наполеоновская диспозиция
разлетелась в прах, резервы таяли, а управление свелось к перемешиванию частей.
Не успел я вернуться к Харкевичу, как получил новое приказание - ехать на
правый фланг Штакельберга, найти там начальника боевого участка полковника Леша
и сообщить ему о подходе к нему - не дальше как через час - барнаульцев.
Зная о геройстве 1-го Сибирского корпуса под Вафангоу и видя его в облаках
шрапнельных разрывов, я был счастлив привезти ему хорошую весть. Через
несколько минут я уже подскакал к подножию горы и, оставив Павлюка с лошадьми
под прикрытием железнодорожной насыпи, пошел по тропинке в южном направлении.
К насыпи жались раненые, главным образом - артиллеристы. Навстречу почти
непрерывной цепью шли раненые стрелки, мрачные, молчаливые.
Слева у подножия горы виднелись наши батареи, вокруг которых вздымались черные
клубы дыма японских шимоз.
Совсем неподалеку от насыпи скрыто расположилась какая-то наша батарея,
стрелявшая уже не в южном, а в западном направлении - против обошедших нас
японцев. В первые минуты было трудно отличить звуки разрыва шимоз от выстрелов
наших собственных орудий. Но, подойдя к батарее вплотную, я должен был
приоткрыть рот, чтобы защитить уши от резких, сухих выстрелов. Шимозы рвались
глухо и действовали, главным образом, на настроение.
Вскоре я увидел шедшего навстречу дородного бодрого полковника. Я сразу
почему-то понял, что это и есть наш герой Леш.
Вся внешность Леша дышала здоровьем и спокойствием. Загорелый, потный, он шел
мне навстречу в распахнутой косоворотке желто-зеленого цвета. От солдат
отличали его только золотые погоны с малиновым просветом. На ходу он отдавал
приказания шедшим за ним двум унтер-офицерам и был так этим поглощен, что мне
казалось даже неловким помешать ему. Но, выслушав мой рапорт, Леш просиял.
Присев на насыпь, он попросил доложить командующему армией о тяжелом положении
его участка, уже обойденного японцами, которые поражали его батареи фланговым
артиллерийским огнем.
- В артиллерии ведь не осталось ни одного офицера, и мы просили прислать их нам
из других дивизий. Нас так подвел Мищенко! Отступил и даже не известил, а у
меня в резерве больше нет ни одной роты! Слышите, как пулеметы трещат? Это мои
герои вместе с пограничниками уже десятую атаку отбивают. Хороши тоже ваши
инженеры, черт бы их побрал,- ни одного окопа на горе не вырыли, а за ночь в
этой скале разве можно было что-нибудь построить? Доложите, пожалуйста, что
гору мы удержим, но обхода нам отразить нечем. Поезжайте, поторопите, голубчик,
барнаульцев! Пусть так вот прямо и наступают по ту сторону железной дороги.
Барнаульцев подгонять не пришлось. По непролазной грязи этот полк, составленный
почти целиком из старых запасных, умудрился пройти за какие-нибудь полтора часа
около девяти верст. Все в этот памятный день спешили на выручку друг другу.
|
|