каждому репортеру, готовому его слушать, то, что уже ранее написал в своем 
дневнике: если бы не Монтгомери, "мы пленили бы всю германскую армию. Я бы 
хотел, чтобы Айк действовал решительнее, но он лев по сравнению с Монтгомери. 
Брэдли решительнее Айка... Монти маленький усталый пердун. Война требует риска, 
а он рисковать не умеет"*50.
       
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПОСЛЕДНЕЕ НАСТУПЛЕНИЕ
       
       В середине января Эйзенхауэр задумал кампанию, в которой все его армии 
будут пробиваться к Рейну, нанося чувствительные удары вермахту. Основную 
операцию по форсированию Рейна осуществит Монтгомери севернее Рура, а Ходжес и 
Пэттон форсируют его южнее в качестве вспомогательной операции. Эйзенхауэр 
тогда сможет использовать свой резерв для поддержки тех инициатив, которые к 
тому времени представятся. Эйзенхауэр надеялся, что при наступлении Монтгомери 
с севера и Брэдли с юга две группы армий смогут окружить Рур, индустриальное 
сердце Германии. При подготовке плана Эйзенхауэр вернулся в детство, к своему 
первому герою — Ганнибалу. Они со Смитом подробно обсудили окружение Ганнибалом 
римлян в Каннах.
       После окружения Рура Эйзенхауэр намеревался широким фронтом быстро 
оккупировать Германию. И снова Монтгомери и Брук не согласились с планом; они 
считали, что 21-я группа армий должна получить все ресурсы для броска на Берлин.
 Но Эйзенхауэр уже имел в виду в качестве основной кампании наступление Брэдли 
на восток от Рейна. Этот план опирался частью на его веру в Брэдли, а частью — 
на сомнение в отношении Монтгомери. Как написал Уайтли после войны, "[в ВШСЭС] 
считалось, что, если что-нибудь необходимо сделать быстро, это нельзя поручать 
Монти... Эйзенхауэр никогда не выберет Монти для наступления на Берлин — Монти 
для подготовки потребуется никак не менее полугода"*1. Если перефразировать это 
на футбольном жаргоне, который так любил Эйзенхауэр, то при приближении 
союзников к зачетному полю игрок задней линии — Эйзенхауэр отдал бы мяч для 
решающего броска за линию Брэдли.
       Таков был план. Маршалл с ним согласился, но Брук и полевые командиры 
Эйзенхауэра возражали. Пэттон хотел играть более значительную роль; Брэдли 
считал, что операции Монтгомери уделяется преувеличенное внимание; Монтгомери 
считал, что недостаточное. Но Эйзенхауэр держался твердо и следил за тем, чтобы 
выполнялся именно его план. Смит на апрельской пресс-конференции после 
успешного завершения операции скажет: "Изо всех известных мне кампаний эта была 
выполнена с наибольшим соответствием плану командующего. Единственное небольшое 
исключение состоит в том, что она проходила в точности так, как ее 
первоначально спланировал генерал Эйзенхауэр"*2.
       Джон Эйзенхауэр, который навестил своего отца приблизительно в это время,
 отмечал: "Видимо, ни в какое другое время его жизни я не видел Старика в таком 
мире с самим собой... Он реализовывал профессиональные навыки и знания, которые 
приобрел за тридцать предшествующих лет. И он делал это на высочайшем уровне". 
Возможно, именно этот период имел он в виду несколько лет спустя, когда говорил 
репортеру, что война приносила ему "приятное возбуждение, куда бы он ни 
направлялся". Оно объяснялось "соревнованием умов... в интеллектуальном и 
духовном турнире". Но войны он не любил; он тут же процитировал Роберта Э. Ли — 
это хорошо, что война ужасна, иначе "мы слишком полюбили бы ее"*3.
       Основной заботой Айка было, конечно, назначение Джона на европейский 
театр военных действий. Нельзя было и подумать о том, чтобы Джона послали на 
передовую из-за возможности попасть в плен (не говоря уж о реакции Мейми). 
Брэдли решил эту проблему, отозвав Джона из 71-й дивизии и направив в часть 
спецсвязи. 30 января, за неделю до приезда Джона, Айк признавался Мейми: "Я так 
хочу его увидеть, что чувствую себя молодой невестой за десять дней до свадьбы".
 В другом письме он успокаивает ее и поясняет: "Это будет такая служба, которая 
расширит его знания и в то же время позволит часто видеться со мной".
       Когда Джон прибыл в Европу, Брэдли дал ему четыре дня отдыха, чтобы он 
мог провести их с отцом в Версале. "Мы с Джоном засиделись вчера допоздна", — 
писал он Мейми. Они говорили о подружках Джона, его новой службе, учебе, новой 
полевой форме и перчатках, но когда Джон отправился к себе на службу, он забыл 
их. "Он несколько рассеян, — писал Айк Мейми. — Надеюсь, с возрастом это 
пройдет... Он очень веселый человек, и мы с ним хорошо проводим время, когда он 
приходит ко мне. Но я теряюсь, когда он вдруг уносится мыслями прочь"*4.
       Во время отпуска Джона у Айка снова заболело колено, и он должен был 
заниматься ежедневными массажами. Кроме того, он простудился, и фурункул на 
спине беспокоил его больше, чем обычно. Он скрыл это от Мейми, написав ей 
только то, что он проходил медицинское обследование и "что, если не считать 
реприманда от доктора за число выкуриваемых сигарет, здоровье мое в порядке. 
Давление — 138/82. Ну, и еще, конечно, у меня восемь лишних фунтов веса". Но 
Джон немедленно заметил его физические недуги, и Кей отмечала, что "Айк 
жаловался, будто нет ни одной части тела, которая у него не болела бы". На 
людях "он усилием воли брал себя в руки и выглядел здоровым и энергичным, 
демонстрируя свое обычное обаяние. Но как только он возвращался к себе... он 
тяжело плюхался в кресло"*5.
       Симпсон форсировал Рур 23 февраля; ко 2 марта он достиг Рейна, по пути 
выполняя одну из основных задач Эйзенхауэра в рейнской кампании — 9-я армия 
уничтожила шесть тысяч немцев и тридцать тысяч взяла в плен. Севернее 2-я 
британская и 1-я канадская армии подошли к Рейну, и Монтгомери начал подготовку 
к форсированию реки . На юге Ходжес достиг Рейна в районе Кельна 5 марта;