| |
ет и спутников
заключался в том, чтобы дать каждому роду войск возможность выполнять
собственную программу и надеяться, что хоть одна из этих программ обеспечит
прорыв. Результат оказался плачевным. Генералы и адмиралы пререкались друг с
другом, высказывали пренебрежительные замечания по поводу усилий,
предпринимавшихся их коллегами из другого рода войск, и игнорировали министра
обороны. В январе 1958 года Эйзенхауэр предложил провести реорганизацию в
Пентагоне. Он хотел предоставить больше власти министру обороны и держать
начальников штабов родов войск подальше от комитетов Конгресса (где они всегда
говорили, что Администрация Эйзенхауэра не выделяет достаточных средств для
выполнения стоящих перед ними задач). Однако Конгресс совсем не хотел
отказываться от своей прерогативы — выделять средства каждому роду войск в
отдельности. Некоторые критики Эйзенхауэра даже утверждали, что он пытается
создать Генеральный штаб по прусскому образцу. Другие обращали внимание на то,
что Эйзенхауэр хочет осуществить централизацию наверху, но при этом игнорирует
реальную проблему — потери и дублирование при выполнении космической программы;
они хотели, чтобы он объединил деятельность нескольких ведомств по освоению
космоса в одно суперуправление вне рамок Министерства обороны.
Эйзенхауэр был против создания отдельного Министерства космоса. Он
опасался, что для этого учреждения приоритетом станут спутники, тогда как он
хотел, чтобы приоритет оставался за ракетами. Он сожалел, что нельзя объединить
все усилия по освоению космоса под крылом Министерства обороны, и он не стал
предпринимать никаких действий по реализации полета на Луну или других
престижных программ, так как не хотел "тратить таланты и т. д.на участие в
спецпрограммзх вне системы Министерства обороны" *18.
Но Президент не мог удержаться на такой позиции, против нее выступали
почти все демократы, большинство республиканцев, ученых и ведущих обозревателей
газет. 2 апреля он уступил, обратившись к Конгрессу учредить Национальное
управление по аэронавтике и исследованию космоса (НАСА). Законопроект
предусматривал, что НАСА будет контролировать всю деятельность, связанную с
исследованием космоса, "за исключением тех вопросов, которые в соответствии с
решением Президента относятся к области национальной обороны". Две недели
спустя на пресс-конференции Джеймс Рестон сказал, что нередко задумывался над
тем, почему Президенту потребовалось пять лет, чтобы подойти к проблеме
создания НАСА.
"Я полагаю, что мой ответ на этот вопрос следует из того, что за эти
пять лет у меня было множество неприятностей", — отрезал Эйзенхауэр. После
этого его речь стала просто непостижимой. Даже откорректированный редакторами
стенограмм его ответ звучал так: "...мне кажется, что это был значительный
фактор, что мы должны продвигаться в споре, который, по моему мнению, стал
очень, очень важным"*19. С плохим синтаксисом или без него, несмотря на
опасения Эйзенхауэра, Соединенные Штаты получили гражданское управление по
исследованию космоса.
Между тем у Шермана Адамса были серьезные неприятности. Ни один человек,
за исключением самого Эйзенхауэра, никогда не относился к нему с большой
симпатией. Резкость и отсутствие эмоций были основными причинами его широкой
непопулярности. Этот человек, казалось, совсем не имел никаких человеческих
чувств. Однажды Эйзенхауэр написал портрет Адамса, используя в качестве натуры
цветную фотографию. Президент работал над ним много часов. Когда он подарил
этот портрет Адамсу, тот лишь сказал: "Благодарю вас, м-р Президент, я думаю,
что вы польстили мне". И, повернувшись на каблуках, вышел*20.
Дурацкие истории, преувеличенные во много раз, о его предполагаемом
огромном влиянии на Президента были всего лишь элементом расхожих вашингтонских
сплетен и газетных клише. Истина же заключалась в том, что Адамс почти никак не
влиял на действия Президента — он был вратарем, человеком, который составлял
расписания, сглаживал возникающие проблемы, но никогда не участвовал в принятии
решений. Тем не менее каждый, чья просьба была отклонена Белым домом, возлагал
вину за это на Адамса; каждый, кого Эйзенхауэр не хотел видеть в своем Овальном
кабинете, думал, что из-за Адамса его не принял Президент; каждый, кто возражал
против решения Эйзенхауэра по конкретному вопросу, считал виновником такого
решения Адамса. Республиканцы из числа старой гвардии ненавидели его, они
полагали, что не без его влияния Эйзенхауэр отклонял их любимые проекты.
Демократы ненавидели его, потому что он был республиканцем и потому что в
январе 1958 года выступил против Демократической партии — возложил на нее вину
за Пёрл-Харбор и за проигрыш в космической гонке.
Демократы контролировали Конгресс, а следовательно, и комитеты Конгресса,
и расследования. Как и республиканцы в 1953 — 1955 годах, они хотели
использовать власть для того, чтобы вывести на чистую воду своих политических
противников. В начале июня 1958 года подкомитет Комитета по торговле между
штатами и с заграницей Палаты представителей выдвинул против Адамса обвинение:
он, мол, позволил промышленнику из штата Новая Англия по имени Бернард
Гольдфайн оплатить его счета в гостинице Бостона; Адамс, в свою очередь, стал
предпринимать определенные усилия по оказанию влияния в пользу Гольдфайна, у
которого были сложности во взаимоотношениях с Комиссией по ценным бумагам и
биржевым операциям из-за налогов и в вопросе соблюдения нормативных предписаний
комитета.
17 июня Адамс отвечал в комитете на вопросы. Он признал, что в своих
взаимоотношениях с Гольдфайном не проявил осторожности, но в то же время
утверждал, что единственным его действием в пользу Гольдфайна был телефонный
звонок в Комиссию по ценным бумагам и биржевым операциям с просьбой ускорить
слушания по де
|
|