у Гольдфайна. На следующий день Эйзенхауэр провел 
пресс-конференцию; открывая ее, он зачитал заранее подготовленное заявление. Он 
активно выступил в защиту Адамса. Никто, заявил Президент, не может сомневаться 
в "целостности характера и личной честности" Адамса. О себе же Эйзенхауэр 
сказал: "Лично я очень хорошо отношусь к Адамсу. Я восхищаюсь его способностями.
 Я уважаю его за прямоту в личных и служебных делах. Я нуждаюсь в нему*21. Но 
это выступление не остановило демократов, которые учуяли запах крови. 
Расследование продолжалось, были установлены факты получения Гольдфайном 
подарков, и республиканцы из старой гвардии усмотрели в этом деле свои интересы 
и стали требовать отставки Адамса (первыми за отставку ратовали Барри Голдуотер 
и Билл Ноулэнд).
       23 июня Эйзенхауэр так выразил свои чувства в связи с этой кампанией 
Полю Гоффману: "Из всего происходящего ничто не оказало такого депрессивного 
влияния на мою душевную энергию и оптимизм, как злобные, постоянные и 
демагогические нападки на Адамса". Эйзенхауэр признал: Адамс в своих 
взаимоотношениях с Гольдфайном "оказался не настороже", однако "остается фактом 
не только его честность, эффективность и преданность, но и то, что нападающие 
на него в большинстве случаев знали: это именно так и есть". Эйзенхауэр, по 
крайней мере, надеялся, что республиканцы не внесут свою лепту в этот шумный 
хор. Он сказал по этому поводу: "Я ненавижу политическую целесообразность все 
больше и больше с каждым днем"*22.
       И все же Эйзенхауэр не мог полностью игнорировать ставшее почти 
единодушным требование республиканцев — Адамс должен уйти в отставку. В июле 
Эйзенхауэр направил Никсона к Адамсу с просьбой поговорить с ним о ситуации и 
подчеркнуть при этом: он испытывает такую глубокую привязанность к Адамсу, "что 
даже не хочет и обсуждать возможность его отставки". Однако Никсону поручалось 
также обратить внимание Адамса на то, какой он стал помехой*23. В своем 
разговоре в то утро с Адамсом Никсон основной упор сделал на предстоящие выборы 
в Конгресс. Если итоги выборов окажутся неблагоприятными для республиканцев, 
предупредил Никсон (прогнозы были именно такими), то обвинят в поражении Адамса,
 может быть, и несправедливо. Адамс отказался подать в отставку. Он сказал 
Никсону, что только Эйзенхауэр может решить, каким должен быть курс действий. 
Между тем расследование продолжалось. Гольдфайн был заслушан комитетом и 
произвел ужасное впечатление. Республиканская партия была потрясена, почти в 
таком же состоянии находился и Эйзенхауэр.
       В январе 1958 года Насер объявил, что Египет и Сирия образуют новое 
государство — Объединенную Арабскую Республику (ОАР). ОАР начала вести 
радиопропаганду, возбуждая всеарабские чувства в Иордании, Ираке, Саудовской 
Аравии и Ливане. В ответ феодальные монархи Иордании и Ирака образовали свою 
федерацию - Арабский Союз.
       К этому времени создалась ситуация, которой, по словам Эйзенхауэра, 
лучше бы никогда не было, — на Среднем Востоке активно продолжалась гонка 
вооружений: Соединенные Штаты снабжали оружием Саудовскую Аравию, Ирак, 
Иорданию и (в меньшей степени) Ливан, русские — Сирию и Египет, а Франция 
продавала вооружение Израилю. По мере превращения Среднего Востока в 
вооруженный лагерь обеспокоенность Эйзенхауэра нарастала. И хотя в целях 
пропаганды он утверждал, что его обеспокоенность связана с распространением 
коммунизма внутри арабских стран, доказательствами для подтверждения этого 
утверждения он не располагал; факты свидетельствовали о противоположном: в 
Египте, например, коммунистическая партия была запрещена законом.
       Истинной причиной тревоги Эйзенхауэра был радикальный арабский 
национализм. Насер почти в открытую призывал арабов в феодальных государствах, 
таких, как Иордания, Ирак и Саудовская Аравия, поднять восстание против своих 
монархов и присоединиться к ОАР. Если ему это удастся и если он будет 
продолжать получать советское оружие и деньги, Хрущев, возможно, накинет петлю 
на основной источник получения энергии западным миром, а Израиль может быть 
уничтожен. В этих обстоятельствах, по размышлениям Эйзенхауэра, напрашивался 
единственный вывод: жизненные интересы Америки оказались под угрозой. Поэтому 
он пытался найти способ, как недвусмысленно продемонстрировать готовность и 
способность Америки к действию и ее решимость использовать силу, чтобы не 
допустить господства в регионе антизападного всеарабского национализма.
       14 июля пронасеровские силы в Ираке устроили переворот в Багдаде, 
свергли династию Хашимитов и убили всех членов королевской семьи. Хотя прямых 
доказательств причастности Насера к перевороту не было, радио Каира в своих 
передачах призывало к убийству монархов в феодальных арабских государствах. 
Хусейн стал мишенью заговорщиков в Иордании; Сауд был напуган и требовал, чтобы 
Соединенные Штаты направили свои войска на Средний Восток, иначе он будет 
вынужден "двигаться в направлении" ОАР. По сообщению Аллена Даллеса, Президент 
Ливана Шамун настаивал на интервенции Англии и Америки. Казалось, весь Средний 
Восток был готов упасть в руки антизападных сторонников панарабизма, 
контролируемых Насером.
       Это был большой кризис. Чтобы решить, как действовать в этих условиях, 
Эйзенхауэр пригласил на совещание братьев Даллесов, Никсона, Андерсона, 
Куорлеса, Туайнинга, Катлера и Гудпейстера в Овальный кабинет. Катлер вспоминал,
 что Президент "сидел за письменным столом в удобной позе, откинувшись на 
спинку кресла. Самый спокойный человек в этой комнате...". У Катлера было 
ощущение: Эйзенхауэр "точно знал, что намеревался делать"*24.
       Так оно и было в действительности. Как писал Эйзенхауэр в своих мемуарах,
 "это было единственное совещание, я уже практически все решил... до того как 
мы собрались. Время быстро приближалось к тому моменту, когда мы должны