почему они выступили против политики, открыто проводившейся Администрацией 
Эйзенхауэра.
       Итак, все это оказалось для него крайне неожиданным. Он терпеть не мог 
пребывать в таком положении, но опыт научил его — и он повторял это много раз — 
неожиданности нужно предвидеть. И чтобы достойно ответить на случившееся, 
необходимо прежде всего оставаться спокойным, затем собрать всю информацию, 
какую только возможно, обсудить различные варианты и, используя их, обеспечить 
контроль над событиями. Именно так он поступил в декабре 1944 года, в один из 
самых его звездных моментов на посту верховного главнокомандующего. И это было 
похоже на то, что он намеревался делать и сделал в октябре — ноябре 1956 года, 
в один из звездных моментов на посту президента.
       В то время как Англия, Франция и Израиль заканчивали приготовления для 
осуществления замысла своего странного заговора, в Восточной Европе происходили 
большие события. Волнения и мятеж в Польше, возникшие после опубликования 
секретного доклада Хрущева на XX партийном съезде, привели к смещению 
правительства, находившегося под сильным советским влиянием; к власти пришел 
Владислав Гомулка, который ранее был смещен Советами как троцкист. Гомулка 
объявил, что "есть несколько путей к социализму, а не один", и предупредил, что 
народ Польши "будет защищать себя всеми силами; поляков уже не столкнуть с 
дороги демократизации". 22 октября, как продолжение успешного открытого 
неповиновения поляков Советам, по всей Венгрии прокатились демонстрации, на 
которых выдвигались требования, чтобы Имре Надь, смещенный Советами в 1955 году,
 вновь возглавил страну.
       Хотя эти события были спонтанными и совершенно непредсказуемыми, тем не 
менее они уже давно ожидались Администрацией Эйзенхауэра, в которой догматом 
была вера: раньше или позже сателлиты восстанут против России. И хотя 
Соединенные Штаты предвидели восстание и поощряли его через передачи "Голоса 
Америки", "Свободной Европы", а также через подпольные ячейки сопротивления, 
созданные ЦРУ в Восточной Европе, когда восстание уже произошло, у 
правительства не было подготовленного плана действий. Однако была хорошая 
причина, объясняющая подобное упущение, — в любом случае Соединенные Штаты 
ничего не могли сделать. Как и всегда в большой стратегии, география диктовала 
выбор. Венгрия находилась в окружении коммунистических государств и Австрии, 
имея общую границу с Советским Союзом и не имея выходов к морю. Между 
Соединенными Штатами и Россией практически не было торговли. Короче говоря, не 
было инструментов для оказания давления, за исключением одного, довольно 
аморфного — мирового общественного мнения, которое Эйзенхауэр мог возбудить, 
чтобы ущемить влияние Советов в Венгрии. Он знал это, знал очень давно и именно 
поэтому все четыре года разговоров республиканцев об "освобождении" считал 
лицемерием.
       23 октября правительство Венгрии назначило Надя премьером. Он обещал 
"демократизацию и улучшение жизненных стандартов". Но восстание продолжалось, и 
Советы направили войска в Будапешт для восстановления порядка. На следующий 
день венгерские борцы за свободу начали бросать самодельные "коктейли 
Молотова"* в русские танки в Будапеште. Эйзенхауэр сделал заявление с 
осуждением интервенции, но отклонил страстные просьбы ЦРУ разрешить полеты над 
Будапештом для сбрасывания оружия и продовольствия. Освобождение было обманом. 
Эйзенхауэр всегда знал это, а венграм еще предстояло это узнать.
       
       [* "Коктейль Молотова" — бутылка с зажигательной смесью.]
       
       26 октября Эйзенхауэр председательствовал на заседании Совета 
национальной безопасности. Аллен Даллес доложил о вступлении советских войск в 
Венгрию, о массовом дезертирстве военнослужащих венгерской армии и о боях в 
Будапеште. Эйзенхауэр был намерен действовать с осторожностью, он не хотел дать 
повод Советам думать, что Соединенные Штаты могут поддержать венгерских борцов 
за свободу. Указывая на возможные опасные последствия, он высказал 
предположение, "не впадут ли Советы в искушение, прибегнув к крайним мерам", 
чтобы удержать сателлитов в своей орбите, "даже начав мировую войну".
       Фостер Даллес доложил также о событиях на Среднем Востоке, где Египет 
объединился с Иорданией и Сирией; эти страны совместно подписали Амманский пакт,
 который предусматривал военное сотрудничество между ними и назначение 
египетского главнокомандующего вооруженными силами в случае войны с Израилем. 
Бен-Гурион заявил, что пакт представляет "прямую и непосредственную угрозу" 
Израилю, и поэтому, по словам Даллеса, он ожидает нападения Израиля на Иорданию 
в любой момент *16.
       28 октября Эйзенхауэр узнал, что Израиль объявил всеобщую мобилизацию 
резервистов. Кроме того, между Израилем и Францией наблюдался интенсивный 
радиообмен. Эйзенхауэр решил эвакуировать со Среднего Востока членов семей 
американцев. Он также направил суровое предупреждение Бен-Гуриону "не делать 
ничего такого, что может создать угрозу миру". В результате полетов У-2 была 
выявлена значительная концентрация английских и французских войск на Кипре. 
Особую обеспокоенность вызывала большая сосредоточенность военных транспортов и 
боевых самолетов. По-видимому, англичане и французы, действуя по согласованному 
плану, решили воспользоваться предстоящим неизбежным нападением Израиля на 
Иорданию и оккупировать канал. Уитмен, которая соединяла Эйзенхауэра по 
телефону с Даллесом, сделала такую запись: "Президент сказал, что просто не 
может поверить, что англичане дадут втянуть себя в это дело". Даллес ответил, 
что переговорил с послом Франции и поверенным в делах, они "искренне заявляют о 
своем полном неведении... Но, по его мнению, это полное неведение — признак 
чувства вины" *17.