рая заставляла его действовать, — призыв 
Стивенсона к запрещению испытаний атомного оружия. И поскольку проблема 
существовала, поскольку существовал и повод для возрастающего презрения к 
Стивенсону со стороны Эйзенхауэра, а именно: неумелая и запутанная постановка 
проблемы, а также способ ее использования Стивенсоном. В намерениях Стивенсона 
действительно была мешанина: он ратовал за отмену призыва в армию, за 
прекращение ядерных испытаний и в то же время призывал значительно увеличить 
ассигнования на создание ракет. Эйзенхауэр считал, что ядерные испытания — 
слишком сложная и опасная тема, чтобы ее муссировать во время политической 
кампании. Он предпочел бы оставить ее в покое. Советники говорили Стивенсону, 
что его попытки атаковать Эйзенхауэра по любому вопросу, касающемуся 
национальной обороны, будут выглядеть глупо. Тем не менее Стивенсон настоял на 
том, чтобы вопрос о прекращении ядерных испытаний стал главной темой его 
предвыборной кампании, что и завело его в тупик.
       Весь сентябрь англичане и французы продолжали оказывать давление на 
Насера, поскольку Эйзенхауэр призывал их действовать без спешки. Тем временем 
шпионский самолет У-2 был готов к эксплуатации. В результате полетов этого 
самолета на Среднем Востоке обнаружилось, что Израиль проводит мобилизацию и 
имеет на вооружении около шестидесяти французских реактивных самолетов "Мистэр".
 Эйзенхауэр пришел в ярость — ведь в соответствии с трехсторонней декларацией 
1950 года Соединенные Штаты, Соединенное Королевство и Франция обязались 
поддерживать статус-кво на Среднем Востоке в отношении вооружений и границ. 
Франция ранее попросила разрешения у американцев (и получила его) продать 
"Мистэры" Израилю, но только двадцать шесть, а не шестьдесят. Таким образом, 
Эйзенхауэр узнал, что французы вооружали Израиль в нарушение соглашения 1950 
года и лгали американцам в этом вопросе.
       Эйзенхауэр не считал, что Израиль нападет на Египет; его внимание 
приковывала Иордания. Он сказал Даллесу: "Доведите до сведения Израиля, что он 
должен прекратить эти атаки на границе с Иорданией". Если они будут 
продолжаться, то арабы попросят оружие у русских и "результатом будет 
советизация всего района, включая Израиль".
       Эйзенхауэр сказал Даллесу, что, по его мнению, "очевидное агрессивное 
отношение Бен-Гуриона" является результатом его убежденности в том, что 
политическая кампания в Америке подрежет жилы Администрации Эйзенхауэра. 
Эйзенхауэр поручил Даллесу твердо заявить Израилю: "Бен-Гурион не должен 
совершать серьезной ошибки, основанной на его убежденности, что победа на 
внутренних выборах для нас представляет такую же ценность, как сохранение и 
защита мира". Даллес должен был также передать Бен-Гуриону, что в долгосрочной 
перспективе агрессия Израиля "не может не привести к катастрофе, и те его 
друзья, которые у него еще останутся в мире, не смогут ничем помочь ему, как бы 
сильны они ни были" *15.
       В течение последующих двух недель вся информация о переговорах, которые 
вели Соединенные Штаты, с одной стороны, и французы и англичане, с другой, 
оказалась засекреченной. В то же время американская служба радиоперехвата 
выявила усиленный радиообмен между Англией и Францией. Американским 
дешифровалыцикам не удалось подобрать ключ к коду и установить содержание 
шифрованных радиограмм; они только подтвердили, что радиообмен приобрел 
колоссальные размеры. Эйзенхауэр ожидал, что Израиль нападет на Иорданию, 
поддерживать его будут французы при тайном согласии англичан, а затем англичане 
и французы, воспользовавшись общей неразберихой, оккупируют канал. Другими 
словами, он был совершенно неверно информирован, в результате чего пришел к 
ошибочному заключению. Для него последующие события оказались почти такой же 
неожиданностью, как это было 7 декабря 1941 года в Пёрл-Харборе или 16 декабря 
1944 года, когда началось контрнаступление немцев. Отличие на этот раз было в 
том, что его обманывали друзья.
       Как могло это произойти? Соединенные Штаты имели громадную, комплексную 
и в основном эффективную разведывательную систему, и ЦРУ — только одна из 
частей этой системы. Американские репортеры находились в Лондоне, Париже и 
Тель-Авиве и каждый день присылали сообщения о происходящем в этих столицах. 
Государственный департамент имел прекрасно работавшие посольства во всех трех 
столицах, кроме того, существовали секретные линии связи для экстренных 
сообщений о развитии событий. Самолеты У-2 летали над восточным 
Средиземноморьем и передавали на землю фотографии, на которых были 
зафиксированы все значительные передислокации военных. ЦРУ имело тайных агентов 
на самых различных уровнях, в самых различных точках региона. Но самое главное 
— у Эйзенхауэра были близкие друзья и в Кабинете Идена, и среди французских и 
английских военных, а также во французском правительстве. Но нет никаких 
доказательств, что он сделал хотя бы попытку установить тайный контакт со 
своими друзьями (например, с Макмилланом или Маунтбеттеном, которые возражали 
против авантюризма Идена) и через них выяснить, что же происходит на самом деле.
 В результате сложившаяся ситуация оказалась для него неожиданной.
       В какой-то степени это можно объяснить его озабоченностью ходом выборной 
кампании, а именно на это и надеялись англичане, французы и израильтяне, когда 
вступали в сговор. Но более серьезной причиной провала американской разведки 
был характер самого акта. В 1956 году Эйзенхауэр не видел в нем, фактически 
направленном на самоуничтожение, смысла — зачем англичане и французы пытаются 
захватить и удержать канал и почему израильтяне действуют агрессивно, находясь 
в арабском окружении? Но особенно бессмысленной он считал попытку англичан и 
французов поступать независимо от Соединенных Штатов и уж совсем не понимал,