кже преимущества ангусской породы скота. Айк сказал, что 
намерен вложить в ферму как можно больше денег сейчас, когда платит налог с 
больших сумм. Кроме того, ему хотелось бы улучшить почву на ферме.
       25 октября Эйзенхауэр впервые с момента поступления в госпиталь 
отправился на прогулку. А 11 ноября он и Мейми вылетели в Вашингтон, и там, в 
аэропорту, более пяти тысяч человек приветствовали его. Эйзенхауэр подошел к 
микрофону и сказал несколько слов, затем они сразу же уехали в Геттисберг.
       Это было идеальное место для восстановления сил. Особым украшением 
большого и комфортабельного дома в Геттисберге была застекленная терраса, где 
Эйзенхауэр в основном и проводил время. Через большие раздвижные двери можно 
было выйти, минуя портик с колоннами, прямо на площадку для игры в гольф, за 
которой был выгон для скота. Врачи разрешили Айку сколько угодно упражняться на 
площадке, но не советовали слишком перенапрягаться. Слейтер с женой навестили 
Эйзенхауэра, и Мейми устроила для них настоящую экскурсию по дому. Слейтеру дом 
понравился, он сказал, что "действительно очаровательным его делает восторг 
Мейми, с которым она воспринимает это место, ее гордость и радость, что 
наконец-то ей удалось создать первое собственное жилище".
       Айк пригласил Слейтера объехать вместе с ним ферму в гольф-мобиле. Когда 
они приблизились к загону, в котором ангусские коровы щипали траву, Айк лукаво 
улыбнулся, достал пастуший рожок, подул в него и радостно рассмеялся, когда, к 
удивлению Слейтера, коровы бросились бежать к ним.
       Как и миллионы американцев, Слейтера очень интересовали политические 
планы Эйзенхауэра. Он считал, что Мейми не хочет, чтобы Айк баллотировался на 
второй срок — из-за недавно перенесенного инфаркта; в доме, полностью 
оборудованном, ему будет лучше и спокойнее. Правда, Мейми никогда не говорила 
ему об этом прямо. Слейтер, как и многие друзья Айка, считал: Эйзенхауэру 
действительно нужно выйти в отставку, он заслужил ее. Однако про себя он 
отметил, что Айк "слишком активен, чтобы усидеть дома на ферме, дожидаясь, 
когда к нему придут люди"*16.
       Мейми одна из первых поняла это. Когда Айк находился еще в Фицсимонсе, 
д-р Снайдер сказал ей, что срок жизни ее мужа может быть продлен, если он 
выдвинет свою кандидатуру на второй срок вместо того, чтобы вести пассивный 
образ жизни. Она знала: Снайдер был прав — пассивность была бы смертельна для 
Айка. Джон присутствовал при разговоре со Снайдером и слышал, как Мейми 
выдвинула такую причину в пользу второго срока: "Я просто не могу поверить, что 
работа Айка закончена"*17.
       Он тоже не мог поверить в это. В середине декабря Эйзенхауэр не раз 
беседовал с Хэгерти по политическим вопросам и выборной кампании 1956 года. 
Эйзенхауэра очень беспокоило благополучие страны, и прежде всего во внешних 
делах. Хэгерти записал в своем дневнике: "Он был очень огорчен отсутствием 
достойных кандидатов от Демократической партии, особенно он указал на 
Стивенсона, Гар-римана и Кефаувера как на людей, не имеющих достаточной 
компетенции, чтобы занимать пост президента". К Гарриману, в то время 
губернатору Нью-Йорка, Эйзенхауэр относился как к "законченному простаку. Он — 
не что иное, как просто Трумэн с Парк-авеню"*18.
       Во время своих разговоров с Хэгерти Эйзенхауэр выдвигал различные идеи. 
На одной из встреч присутствовал также Адамс. "Вы знаете, ребята, — сказал 
Эйзенхауэр, — Том Дьюи повзрослел за последние годы, он может стать неплохим 
кандидатом в президенты. Он, конечно, человек со способностями; если я сам не 
буду кандидатом, то у него, во всяком случае, такой же ход мыслей, как у меня''.
 От такого замечания Адамс и Хэгерти потеряли дар речи. На следующий день 
Эйзенхауэр снова упомянул в разговоре имя Дьюи. На сей раз Хэгерти 
отреагировал: если Эйзенхауэр второй раз попытается всунуть Дьюи в список 
кандидатов от Республиканской партии, то правое крыло восстанет и выдвинет 
кандидатуру Ноулэнда. "Я думаю, вы правы", — сказал с сожалением Эйзенхауэр и 
перестал думать о Дьюи*19.
       Вскоре Эйзенхауэр поинтересовался, каковы шансы Никсона. Хэгерти, 
который с самого начала октября настаивал, чтобы Эйзенхауэр опять выставил свою 
кандидатуру, сказал, что "Никсон совершенно замечательный кандидат на пост 
вице-президента", но еще не готов для более высокого ранга. 14 декабря Хэгерти 
показал Эйзенхауэру статью Дэвида Лоуренса в "Геральд трибюн". Лоуренс 
высказывал предположение: если врачи решат, что физически Эйзенхауэр будет в 
состоянии нести нагрузки, налагаемые его должностью, то он будет говорить так: 
"У меня нет никакого желания занимать общественную должность, это прежде всего..
. Но если люди хотят, чтобы я продолжал служить им, я подчинюсь их желанию и 
буду служить, если меня изберут". Эйзенхауэр прочитал всю статью, засмеялся и 
воскликнул: "Ну, черт меня побери! — и, повернувшись к Хэгерти, добавил: — Джим.
.. почти те же самые слова приходят мне в голову, когда я думаю о выдвижении 
своей кандидатуры"*20.
       К Рождеству 1955 года Эйзенхауэр уже чувствовал себя полностью здоровым. 
Он нашел, что может без лишнего напряжения проводить заседания Кабинета и СНБ, 
регулярно встречаться со своими советниками в Овальном кабинете и выполнять 
другие свои обязанности не чувствуя усталости или переутомления. Он был готов 
работать весь день и был убежден: его выздоровление после инфаркта будет полным.
 Но это не означало, что он обязательно будет выставлять свою кандидатуру на 
повторный срок. Еще не приняв окончательного решения относительно своих 
дальнейших действий, он был огорчен, что в Республиканской партии не нашлось 
никого, кто мог бы с успехом заменить его. Джон, Барбара и внуки приехали в 
Белый дом на праздники. В