легкий"*12.
       К концу второго дня Айк лежал спокойно, чувствовал себя лучше и уже стал 
поговаривать о том, что надо приступать к делам. Мейми постоянно была рядом с 
ним на восьмом этаже госпиталя, она старалась справиться с потрясением (за 
первые две недели она похудела на десять фунтов) и успокоить себя, отвлечь 
каким-нибудь делом. Она решила написать ответ на каждое из многих тысяч писем и 
открыток, которые поступали со всех концов страны. Джон признавался: "Я подумал,
 что она сошла с ума". Но позднее он убедился, насколько мудрым было ее решение 
найти для себя занятие. И она на самом деле справилась с поставленной 
задачей*13.
       Инфаркт Президента, как и следовало ожидать, осложнил отношения между 
членами Администрации. В первые две недели его выздоровления никто не знал, 
сможет ли он выполнять функции президента в самое ближайшее время, не говоря уж 
о ближайшем будущем. Было широко распространено мнение, что, помимо других 
последствий, инфаркт исключал возможность баллотироваться на второй срок. 
Поэтому любой маневр в борьбе за власть в сентябре
       1955 года был направлен не только на получение власти на будущий год, но 
и на следующие пять лет.
       Никсон оказался в наиболее сложном положении. Практически все его 
действия могли быть оценены как ошибочные. Если он отстранится от получения 
власти, его посчитают неуверенным и неподготовленным; если попытается взять 
власть — будет выглядеть жестоким и невнимательным. И все же ему удалось найти 
промежуточную позицию, очень узкую. И в значительной мере ему помогло в этом 
отданное ранее Эйзенхауэром распоряжение, чтобы заседания Кабинета и Совета 
национальной безопасности проходили по утвержденному расписанию под 
председательством Никсона. 29 сентября Никсон провел заседание СНБ, а на 
следующий день заседание Кабинета. Он выпустил пресс-релиз, в котором 
указывалось, что "предметом обсуждения на этих заседаниях были вопросы, имевшие 
будничный характер". Он пригласил фоторепортеров, чтобы те убедились, какая 
гармония царит в отношениях между членами "семьи" Эйзенхауэра, и запечатлели 
высокую эффективность их совместной работы, позволяющей функционировать 
правительству "как обычно"*14.
       Несмотря на видимость единства в Администрации, на самом деле за 
кулисами шла интенсивная борьба за власть. Ведущей фигурой на заседаниях был 
Даллес, а не Никсон, и Даллес настаивал на том, чтобы Шерман Адамс поехал в 
Денвер и был рядом с Президентом для обеспечения связи. Никсон поставил под 
вопрос правильность такого решения, он считал, что Адамс должен остаться в 
Вашингтоне, а в Денвер поедет он, Никсон. Однако возобладало мнение Даллеса, 
который также подчеркнул, что больше Президент свои полномочия передавать не 
будет.
       От наиболее осведомленных репортеров в Вашингтоне истинную подоплеку 
событий невозможно было скрыть. Джеймс Рестон уже 26 сентября писал, что 
республиканцы, поддерживающие Эйзенхауэра, хотят сосредоточить контроль в руках 
Шермана Адамса, подальше от Никсона, поскольку они не собирались передавать 
партию Никсону, а стало быть, и выдвижение кандидатов на президентские выборы
       1956 года. Даллес, Хэмфри, Адамс, Хэгерти и другие считали, что Никсон, 
позволив правому крылу в партии взять верх, проиграет на выборах Стивенсону 
(опрос общественного мнения службы Гэллопа в октябре показал, что по количеству 
голосов Никсон уступал Стивенсону, тогда как Уоррен опережал его). Ричард Ровер 
отмечал в "Нью-Йорк Таймс": Адамс "считает себя сторожем, назначенным 
Президентом, и делает все, что в его силах, чтобы влияние Никсона не превышало 
его реальный политический вес". Никсон между тем получил телеграмму от Стайла 
Бриджеса с советом: "Согласно Конституции Вы являетесь вторым по старшинству и 
должны принять руководство на себя. Не допустите, чтобы клика из Белого дома 
стала командовать"*15.
       По мере того как борьба за власть усиливалась, Эйзенхауэр постепенно 
выздоравливал. Цвет его лица, аппетит и общее настроение быстро улучшались. 
Вынужденный отдых доставлял ему удовольствие. Врачи не разрешали ему читать 
газеты, но через несколько дней позволили Уитмен и Хэгерти рассказывать ему о 
новостях и отвечать на вопросы.
       Время болезни Президента было как нельзя удачным. Случись инфаркт в 
любое другое время — в период военных опасностей в 1954 и в 1955 годах, когда 
твердая рука Эйзенхауэра была очень важна для сохранения мира, — вряд ли можно 
предположить, что произошло бы. Но осенью 1955 года на мировой арене было тихо, 
и в значительной степени благодаря "духу Женевы"; во время кризиса в связи с 
болезнью Президента русские благоразумно молчали и держались в тени. Если бы 
инфаркт случился позднее — в ходе избирательной кампании 1956 года, у 
Эйзенхауэра просто не было бы времени для выздоровления и обдумывания вариантов,
 и Никсона выдвинули бы кандидатом в президенты как второе лицо в партии. 
Эйзенхауэру повезло еще и в том, что во время приступа Конгресс был на 
каникулах, поэтому не велась работа над законопроектами, которые обычно 
Президент или подписывал, или налагал на них вето. Если и было в период 
холодной войны время, когда Соединенные Штаты могли в течение нескольких недель 
избегать негативных последствий из-за отсутствия функционирующего президента, 
то это была осень 1955 года.
       Эйзенхауэр хотел повидаться с некоторыми из своих близких друзей, 
особенно со Слейтером. 3 ноября Слейтер вылетел в Денвер и на следующий день в 
госпитале Фицсимонс обнаружил Айка в комнате Мейми — он помогал ей подводить 
баланс расходов по чековой книжке. Айк хотел поговорить о своем выходе в 
отставку. Они подробно обсудили планы Эйзенхауэра по улучшению фермы в 
Геттисберге, а т