ся таким фактом: в течение трех дней, с 9 
по 11 апреля, Президент большую часть времени затратил на вопросы, связанные с 
этим делом. Страусс передал Президенту информацию, из которой совершенно ясно 
следовало: Оппенгеймер действительно старался задержать проект по разработке 
водородной бомбы. Эйзенхауэра особенно не волновали ни политические убеждения 
жены Оппенгеймера или его брата и супруги, ни даже то, что Оппенгеймер лгал под 
присягой о своих связях. Эйзенхауэр уважал ученого за его достижения и считал, 
что такому выдающемуся человеку должна быть предоставлена максимальная свобода 
"дрейфа" с учетом особенностей склада его ума, в том числе и в вопросах 
политики; на Эйзенхауэра произвели большое впечатление моральные аргументы 
Оппенгеймера против разработки водородной бомбы.
       Но Эйзенхауэр счел непростительным поведение Оппенгеймера, когда тот не 
присоединился к группе, созданной после принятия Трумэном решения о начале 
разработки водородной бомбы. Еще хуже было то, что он старался затормозить 
проект. Эйзенхауэр распорядился отстранить Оппенгеймера от всех контактов с 
Комиссией по атомной энергии, так как было нежелательно, чтобы он имел 
возможность распространять среди ученых сомнения морального порядка. 
Отстранение Оппенгеймера от работы в КАЭ следовало проводить с большой 
осторожностью, учитывая уникальность его личности и престиж среди коллег-ученых,
 людей, от которых зависела судьба гонки ядерных вооружений. Эйзенхауэр также 
не хотел позволить Маккарти создать впечатление в стране, что все ученые 
являются предателями. "Мы должны осуществить эту операцию, чтобы не превратить 
всех наших ученых в красных, — сказал Эйзенхауэр Хэгерти, — а именно это и 
постарается, по всей вероятности, сделать этот чертов Маккарти"*17.
       Как отмечает Хэгерти, трудности усугублялись еще и тем, что "Маккарти 
знал об этом деле, но Никсон уговорил его, с учетом интересов безопасности, не 
давать ему ход раньше". Как и Эйзенхауэр, Хэгерти понимал, что Маккарти, 
"будучи прижатым к стене, очень даже просто может попытаться выпутаться из 
этого положения, забрызгав грязью Оппенгеймера"*18. Поэтому Эйзенхауэр решил 
немного отступить или — точнее — не прижимать больше Маккарти к стенке. Он не 
давил на сенатора, позволил событиям идти своим чередом и даже не обращал 
внимания на его грубые оскорбления в адрес Цвикера, надеясь, что Маккарти не 
будет чувствовать себя настолько плотно прижатым к стенке, что начнет 
расследование против Оппенгеймера. Когда Эйзенхауэра спросили на 
пресс-конференции, что он думает по поводу обвинения Маккарти о задержке на 
полтора года работ по созданию водородной бомбы, Эйзенхауэр ответил: мол, 
ничего об этом не знает. "Что касается меня, то я никогда не слышал ни о какой 
задержке, никогда". Даже в мемуарах, написанных после выдвинутых против 
Оппенгеймера обвинений, что его удалили из КАЭ, потому что он был против 
разработки водородной бомбы, Эйзенхауэр утверждает: "Конечно, я... не придал 
значения этому факту".
       В своих мемуарах Эйзенхауэр также пишет, что его основная забота в связи 
со слушаниями дела "Армия — Маккарти" заключалась в том, чтобы они проходили с 
"минимальной рекламой и с максимальной быстротой"*19. Совершенно очевидно, 
однако: этого ему не удалось. Но истинная его цель заключалась в том, чтобы 
держать Маккарти на расстоянии от Оппенгеймера и не допустить дебатов среди 
американских ученых, является ли морально оправданным создание водородной бомбы 
по заказу правительства. В достижении этой цели он добился потрясающего успеха.
       Слушания начались 22 апреля и тянулись два месяца. Они транслировались 
по национальному телевидению, собрав огромную аудиторию завороженных зрителей. 
Маккарти получил максимальную рекламу, даже чрезмерную, и минимальную скорость 
слушания дела. Сенатор поставил сам себя в невыносимое положение. Единственное, 
что он мог сделать, — дискредитировать себя перед самой большой аудиторией за 
всю его карьеру. Эйзенхауэр наблюдал за телеспектаклем с замиранием сердца, как 
и все остальные. "Аргументы, фигурирующие в деле Маккарти против армии, и то, 
как это дело подается средствами информации, вызывают почти отвращение, — 
сказал он Сведу Хазлетту. — Грустно, что я должен испытывать чувство стыда за 
Сенат Соединенных Штатов"*20. Весна медленно вступала в свои права, а он с 
удовлетворением продолжал наблюдать, как Маккарти совершал акт своего 
собственного повешения, и был невероятно доволен: вопрос о водородной бомбе на 
слушаниях ни разу не был затронут.
       Проблемы, связанные с водородной бомбой, находились в самом центре 
внимания Президента. 1 марта Комиссия по атомной энергии произвела взрыв 
ядерного устройства мощностью в несколько мегатонн на острове Бикини. Взрыв 
этот под кодовым названием "Браво" был первым из запланированной серии, 
получившей название "Кастл"*. Эйзенхауэр дал согласие на проведение серии 
взрывов после заявления Страусса о том, что русские, вероятно, опередили США в 
разработке технологии создания водородной бомбы. Устройство, которое КАЭ 
взорвала в ноябре 1952 года, из-за своих больших габаритов не могло 
доставляться самолетом, в то время как русские, по-видимому, достигли этой цели 
при проведении своих испытаний. Американским ученым необходимо было 
мобилизовать все силы, и в этом — одна из причин, почему Эйзенхауэра не 
покидало беспокойство: дело Оппенгеймера могло откры