лать из немцев, а командный 
— из французов, Франция в конце концов выдвинула план Плевена. Немцы создают 
армию, в которой не будет соединений крупнее дивизии и которая стянет частью 
объединенных сил НАТО под командованием Эйзенхауэра; немецкое участие должно 
быть ограничено 20% от общих объединенных сил.
       Эйзенхауэр сообщал Маршаллу: "План — единственная моя твердая надежда, 
что я еще увижу, как вырастет, в приемлемых для других европейских стран 
пределах, немецкая армия, что жизненно важно для нас". Но он заглядывал еще 
дальше. "Я уверен, никакой реальный прогресс в объединении Европы невозможен 
иначе как через особые программы, подобные этой"*44. Другими словами, чем ждать 
создания Соединенных Штатов Европы, чтобы прийти к общеевропейской армии, надо, 
чувствовал он, сначала сформировать армию, а политическое единение придет вслед 
за этим само собой.
       Он полагал, что все члены НАТО плюс Греция, Швеция, Испания и Югославия 
вольются в новую сверхнацию. Соединенные Штаты Европы, доказывал он, "мгновенно.
.. разрешат реальные и мучительные проблемы, которые стоят перед нами сегодня...
 Это трагедия для всего человечества, что они не были образованы сразу". Он 
отвергал возражения. "Мне смертельно надоели разговоры о том, что надо 
продвигаться вперед шаг за шагом, постепенно", — делился он с Гарриманом. Он не 
видел причины, почему "Швеция социалистов не могла бы жить бок о бок с 
капиталистической Германией", пока элементарные статьи в конституции защищают 
права человека, пока устраняются мешающие свободному развитию торговые и любые 
экономические барьеры и преграды политического характера. Он считал, что США 
могут и должны пойти на "любые жертвы", чтобы помочь осуществиться столь 
смелому предприятию*45.
       В декабре 1951 года он убеждал премьер-министра Плевена призвать 
европейских членов НАТО "собраться на официальной конституциональной основе, 
чтобы рассмотреть пути и средства достижения более тесного единства". Такой 
"драматический и воодушевляющий призыв к действию" очень поможет стронуть с 
места дело создания европейской армии. Но, хотя Плевен поддерживал идею 
создания европейской армии, хотя Эйзенхауэр расчетливо льстил Плевену, тот 
промолчал*46. Иначе говоря, французы еще не могли ответить на вопрос Аденауэра: 
кого вы боитесь больше — Красную Армию или новую немецкую армию?
       Британцев тоже приходилось обхаживать. Они были не столь строптивы, как 
французы, но объединенная Европа была "их проклятием". Обрабатывая их, 
Эйзенхауэр шел проторенным путем — публичные выступления, встречи с глазу на 
глаз, оживленная переписка с множеством друзей в британском правительстве. 3 
июля 1951 года он выступил с важной речью в "Союзе англофонов" в Гросвенор-хаус 
на Парк-Лэйн перед тысячью двумястами первыми лицами британского общества. 
Министр иностранных дел Герберт Моррисон представил его как "первого гражданина 
Атлантического сообщества"; премьер-министр Клемант Этли говорил о нем как о 
"человеке, который выиграл войну"; тогдашний лидер оппозиции Уинстон Черчилль 
встал и поднял за собой весь зал, устроивший генералу овацию. Отношение 
аудитории к генералу, по словам присутствовавшего на встрече Билла Робинсона, 
"достигло степени обожания".
       В речи Эйзенхауэра прозвучал настойчивый призыв к созданию Соединенных 
Штатов Европы. Он обрисовал трудности: "...осуществлению проекта препятствуют 
нерешительность, робкие меры, медленные шаги и осторожные позиции — то, что 
способно его погубить", а затем показал, что даст проект: "...объединение 
позволит Европе создать надежную систему безопасности и в то же время откроет 
путь к дальнейшему совершенствованию человеческих отношений, характерных для 
западной цивилизации. Объединенные фермы и фабрики Франции и Бельгии, 
металлургические заводы Германии, тучные пастбища Голландии и Дании, искусные 
ремесленники Италии будут творить чудеса на общее благо". На следующий день 
Черчилль сказал Эйзенхауэру, что из-за своей глухоты мало что понял в его речи, 
но, прочитав ее теперь, хочет сказать: " Я уверен, это одна из самых великих 
речей, которые на моем веку произносили американцы"*47.
       В доме под Парижем вместе с Айком и Мейми жили Моуди, исполнявший 
обязанности прислуги, сержант Драйв, шофер, и личный секретарь Айка полковник 
Крэйг Кэннон. При усадьбе были лужайка для гольфа, проточный пруд, где водилась 
форель, и огороды. На первых порах Мейми чувствовала себя неуютно в доме, 
который был слишком французский на ее вкус, слишком пышный снаружи и внутри и в 
котором слишком часто выходило из строя электричество. Но, переоборудованный, 
он стал одним из самых любимых среди ее временных пристанищ.
       Айк с удовольствием возился в огороде, занимался живописью. "У нас тут 
отменная кукуруза, два сорта бобов, горох, редис, томаты, репа и свекла... все 
уродилось на славу, — писал он в сентябре сыну и хвастал: — А такого урожая 
кукурузы я не припомню за всю свою жизнь"48. В живописи успехи были скромней, 
как он признавался Сведу, по-прежнему "ни малейшего намека на талант". Но, 
добавлял он, поскольку удовольствие "много читать" он больше не может себе 
позволить, то необходим какой-то иной способ "отвлечься", и для него этот 
способ — занятия живописью. "Она тем для меня хороша, что дает повод побыть в 
одиночестве и ничуть не мешает тому, что мне нравится называть моими 
«раздумьями»"*49.
       А ему нужно было время, чтобы как следует все обдумать, поскольку 
давление на него тех, кто хотел вовлечь его в политику, нарастало. В сентябре 
1951 года его сторонники в Штатах создали общественную организацию "Граждане за 
Эйзенхауэра". Клифф Робертс финансировал их деятельность, ему помогали Эллис 
Слей-тер, Пит Джоунс и другие члены "банды", а также такие финансисты, как Джон 
Хэй Уитни, Л. Б. Мейтаг и Джордж Уитни, президент банкирского дома "Дж. П. 
Морган энд компани". Организация взяла шефство над многочисленными "клубами 
Айка", которые появились по всей с