|
побаивались не меньше, чем острот Михаила Кольцова. Но однажды вдруг
обнаружилось, что суровый и даже грубоватый порой Львович может быть
необыкновенно лиричным. Открылось, что он любит стихи и многие знает наизусть.
Горев очень ценил своих помощников, относился к ним с большой любовью, и они
платили ему тем же. Я ни разу не видела, чтоб Горев на кого-нибудь из них
рассердился, хотя гневаться он умел...
Владимир Ефимович занимал в подвале небольшую комнату, разделенную ширмой на
спальню и рабочий кабинет. Обычно утром он встречался с Миахой и начальником
штаба Висенте Рохо, потом большую часть дня проводил на различных участках
фронта, изучая на месте обстановку, инструктируя и помогая командирам.
Появление Горева на командном или наблюдательном пункте, а нередко и в окопах
вызывало оживление среди бойцов и командиров. Не раз приходилось мне наблюдать,
как разглаживались морщины, веселее становились лица у тех, с кем Владимир
Ефимович побеседует, пошутит.
По возвращении в Мадрид Горев отправлялся в штаб, где совещался с Рохо,
обсуждал с ним дела на следующий день. Только после этого он ненадолго заходил
в нашу шумную, всегда многолюдную столовую, ибо в час обеда к нам обычно
съезжались советники из частей Мадридского фронта. Приезжали также для
согласования действий и советники с других фронтов.
Бывал у нас Павел Иванович Батов, советник 12-й интербригады, наш всеобщий
любимец. Ему нелегко бывало отлучиться из бригады, и в каждый его приезд Горев
тут же уводил Павла Ивановича к себе. Мы все знали, с какой прямо-таки
нежностью относился Горев к Батову, уважая его чрезвычайно за огромный такт и
умение ладить с многонациональным составом бригады.
В маленьком кабинете Горева можно было увидеть и прославленных испанских
командиров - Хуана Модесто, Энрике Листера и Пако Галана.
От Горева и от других товарищей я часто слышала имя Пирпич. И нередко к этому
странному имени прибавлялось: "О, Пирпич, это надо ему рассказать. Он уладит.
Он разберется". И долго этот таинственный Пирпич, который во всем разберется и
все уладит, оставался для меня загадкой. Но вот однажды он появился в подвале.
Мне бросилось в глаза, с каким уважением все с ним здоровались. Сперва он
показался мне неприветливым, а потом я увидела, что он просто очень устал.
Позже я узнала, что Пирпич - это Иван Никифорович Нестеренко, главный советник
Генерального военного комиссариата, опытный политработник Красной Армии. Пирпич
внес большой вклад в организацию института комиссаров в частях, обеспечивших
высокое политико-моральное состояние в войсках Испанской республики.
После победы республиканцев под Гвадалахарой В. Е. Горева направили на Северный
фронт.
После официального приема у Агирре, который одновременно был и президентом, и
военным министром Баскской республики, Горев немедля направился на передовые
позиции ознакомиться с состоянием знаменитого "синтурона" - пояса вокруг
Бильбао, который, по утверждению Агирре и его подчиненных, должен был
остановить фашистов. К сожалению, дело обстояло далеко не так. Опытным глазом
Владимир Ефимович обнаружил массу изъянов в оборонительных укреплениях, и я еле
успевала записывать все его замечания.
В это время войска Астурийского фронта готовили большое наступление на Овьедо.
Командир 8-й бригады Ладреда производил очень приятное впечатление. Это был
жилистый, мускулистый астуриец с улыбкой чуть детской, чуть дерзкой, металлист,
храбрец, которого обожали солдаты. Он жаловался, что его войско больше походит
на партизанский отряд, оно плохо снабжается, не хватает оружия, обмундирования.
И действительно, в одном из батальонов, который должен был первым вступить в
бой, мы увидели совсем юных ребят, одетых кто во что горазд. Узнав, что к ним
приехали русские, они обступили нас, засыпали вопросами и сами стали
рассказывать, смеясь и перебивая друг друга, что хоть и трудно воевать - очень
холодно по ночам, поэтому таскают с собой не только одеяла, но и матрацы, - но
они стремятся стать настоящими солдатами, как те, в Мадриде; а пока они
используют каждую свободную минуту, чтобы научиться хорошо ходить на лыжах по
горам - без этого воевать в этих краях невозможно...
После ожесточенных боев и героического сопротивления республиканские войска
вынуждены были оставить Бильбао и отойти на запад.
В июле 1937 года республиканские войска начали наступление на Центральном
фронте в районе Брунете, и мы получили небольшую передышку, но франкисты снова
бросили значительные силы против Севера. Когда мятежникам удалось прорвать
фронт и выйти на ближние подступы к Сантандеру, командование приняло решение
эвакуировать войска морем, чтобы продолжать борьбу в Астурии. Были мобилизованы
все плавучие средства, все мелкие корабли, несшие сторожевую службу и
занимавшиеся тралением и охраной рейдов, вплоть до рыбачьих шлюпок. День и ночь
шла погрузка. В последние часы грузились уже под сильной бомбежкой и
|
|