родители — все пути открыты для вас. Не ленитесь, воспользуйтесь ими"*1.
       По самым скромным стандартам, Дэвид и Айда сами этими возможностями так 
и не воспользовались. Но зато все свои надежды они вложили в своих сыновей. Они 
учили их таким простым добродетелям, как честность, самостоятельность, прямота, 
вера в Бога и целеустремленность. Они хотели, чтобы сыновья преуспели за 
пределами Абилина и даже всего штата Канзас. Они сумели передать детям 
убеждение, которое позднее один из них описал как уверенность в том, что "если 
вы останетесь дома, то всегда будете чувствовать себя детьми"*2.
       Семья Эйзенхауэров была очень благочестива. Трижды в день они преклоняли 
колени для молитвы. Перед каждой трапезой Дэвид читал отрывки из Библии и 
просил благословения. После еды мальчики мыли посуду, а потом собирались вместе,
 и Дэвид читал им отрывки из Библии. "Наконец наступало время отхода ко сну, — 
вспоминал Эрл. — Отец вставал и начинал заводить настенные часы. Тиканье этих 
часов было слышно по всему дому. Если отец начинал заводить часы, значит, пора 
было укладываться спать"*3.
       В течение дня мальчики почти не видели своего отца, который работал в 
маслобойне с шести утра до шести вечера. "Мать играла в нашей жизни главную 
роль", — вспоминал Дуайт*4. Она следила за их занятиями, готовила пищу, 
покупала и чинила им одежду, зализывала их раны, хвалила за успехи и создавала 
в доме хорошее настроение. Милтон, самый младший из братьев, говорил: "Отец и 
мать дополняли друг друга. Мать обладала характером, она была человеком 
радостным и счастливым. Отец был воплощением долга"*5.
       В семье, где росли шестеро мальчиков, соперничество было неизбежным. Кто 
лучше всех справится с той или иной задачей? Кто пробежит быстрее всех? Выше 
всех прыгнет? Поднимет самый большой вес? Выразительнее всех прочтет отрывок из 
Библии? Мальчики соперничали ежедневно в самых разных делах. Дэвид и Айда 
поощряли это соперничество, развивали в детях желание быть первым. Пуще всего 
каждый из них боялся прослыть слабаком, и поэтому они постоянно дрались между 
собой, чтобы выяснить, кто сильнейший.
       Однажды Айда готовила еду на кухне. Дуайт и Эдгар затеяли возню на полу. 
Вскоре старший и более крепкий Эдгар уже сидел на Дуайте и колошматил его.
       — Сдаешься? — кричал Эдгар.
       — Нет! — с трудом переводя дыхание, отвечал Дуайт. Тогда Эдгар схватил 
Дуайта за волосы и начал бить его головой об пол. Эрл бросился помогать Дуайту. 
Айда, не отрываясь от плиты, резко бросила Эрлу:
       — Оставь их в покое!*6
       Дэвид воспитывал своих сыновей так, чтобы они могли постоять за себя в 
стычках между собой, да и с другими мальчишками тоже. Дуайт вспоминал, что отец 
не терпел, чтобы его сыновей обыгрывали в игры, а уж тем более били другие. 
Однажды, возвращаясь с работы, Дэвид увидел, как Дуайт бегает от мальчишки, 
своего сверстника.
       — Почему ты позволяешь ему гонять тебя, как зайца? — спросил отец.
       — Потому что, если я начну с ним драться, — ответил Дуайт, — ты меня 
выпорешь и за победу, и за поражение.
       Дэвид тут же потребовал:
       — А ну-ка, гони его отсюда.
       Дуайт так и сделал*7.
       Главная особенность Абилина 1890-х годов состояла в том, что он был 
типичным небольшим городишком Среднего Запада; для молодого Дуайта это означало,
 что город лишь закреплял полученное в семье. Во-первых, основной упор делался 
на самостоятельность. Контакты с внешним миром были минимальными. Отношения с 
правительством ограничивались уплатой нескольких налогов одной стороной и 
оказанием кое-каких услуг на местном уровне — другой. Город сам оплачивал свои 
школы. Семьи сами заботились о своих больных, безумных, калеках, престарелых 
или же просто невезучих. Полиции в городе не было, поскольку для городка с 
населением менее четырех тысяч, где все друг друга знали и все друг другу 
доверяли, в этом нужды не было.
       Работали много и продуктивно. На размышления и переживания время не 
тратили. В Абилине работал каждый, большинство занималось тяжелым физическим 
трудом. Безделья, даже среди детей, город практически не знал. Самые маленькие 
помогали по дому; дети от восьми до четырнадцати лет работали от случая к 
случаю, подростки постарше имели постоянную работу.
       Абилин был консервативным городом в социальных, религиозных и 
политических вопросах. Все жители были христианами, выходцами из Европы, почти 
все голосовали за республиканцев. Всех объединяло чувство общности, деления 
мира на "нас" (жителей Абилина, графства Дикинсон и, в какой-то степени, штата 
Канзас) и "их" (остальной мир). Абилин чем-то напоминал большую семью, давая 
своим жителям чувство безопасности. И угроза этой безопасности исходила не 
изнутри, а извне, чаще всего в виде дурной погоды или снижения цен на 
производимые товары.
       Мужчину оценивали по тому, насколько прилежно он трудился и насколько 
аккуратно оплачивал счета, женщину же отмечали по тому, как она ведет свое 
хозяйство. Считалось, что успех мужчины всецело связан с его доходами и что 
неудачники могут винить только самих себя. "Мы находились в политической и 
экономической изоляции, — вспоминал Милтон. — Таковым же было и наше 
мироощущение. Самостоятельность — вот как звучало ключевое слово, ценились 
инициатива и ответственность; о радикализме никто и не слыхивал"*8.
       Мальчишкам Эйзенхауэрам Абилин казался идеальным местом. Там, в 
обстановке дружеской терпимости к мальчишеским шалостям, было где испытать себя 
и развить физически. В 1947 году Дуайт Эйзенхауэр с неподдельной теплотой