для него было бы лучше, если бы он возглавил одно из больших министерств, но 
если он рассчитал, что Президент "не протянет пяти лет, то тогда, конечно, 
другое дело". Со стороны Эйзенхауэра было поистине жестоко ставить вопрос прямо 
в лоб — что на это мог ответить Никсон? Вице-президент ограничился невнятным 
объяснением: "...все, что Президент хочет, чтобы я делал, я буду делать"*33.
       Через две недели на брифинге перед пресс-конференцией Эйзенхауэр сказал 
Хэгерти: "Старания развязать драку между мной и Диком Никсоном — все равно что 
стараться вызвать драку между мной и моим братом. Я счастлив иметь его в 
правительстве". Эти слова звучали как подтверждение, но Эйзенхауэр тут же 
добавил: "Но это еще не делает его вице-президентом. У него серьезные проблемы. 
Он должен сам пробивать себе дорогу". Эйзенхауэр не знал, что собирался делать 
Никсон, "но в политическом отношении нельзя ничего выиграть, сбрасывая его в 
канаву". Выражаясь двусмысленно, как он всегда делал, говоря о Никсоне, 
Эйзенхауэр признал, что не хочет расчищать ему путь изнутри для выдвижения в 
кандидаты на президентских выборах 1960 года. "Я хочу, чтобы через четыре года 
была целая группа молодых людей"*34.
       Несмотря на то что между Эйзенхауэром и Никсоном не было теплых 
дружеских отношений, несмотря на то что Эйзенхауэр в частных беседах нередко 
выражал сомнения относительно способности Никсона возглавить правительство или 
одержать победу на выборах, несмотря на то что Хэгерти предупреждал 
Эйзенхауэра: "...ни один человек не согласен, чтобы Никсон остался 
вице-президентом на второй срок", Эйзенхауэр не стал предпринимать никаких 
решительных действий, чтобы освободиться от Никсона. Несмотря на очевидное 
восхищение многочисленными способностями Никсона, несмотря на часто 
выражавшееся на публике удовлетворение деятельностью Никсона как 
вице-президента, несмотря на популярность Никсона у старой гвардии, которая 
настаивала, чтобы он оставался в списке для голосования, Эйзенхауэр отказался 
одобрить выдвижение Никсона. Он предпочел не принимать никакого решения.
       После завершения дела Брауна, даже еще раньше, Эйзенхауэр предпринял все 
меры, чтобы как можно дальше отстраниться от проблемы расовых взаимоотношений, 
и в особенности — интеграции в школах. Он не уставал повторять, что за проблему 
интеграции несет ответственность суд. В этом вопросе судьи должны быть лидерами,
 исполнительная власть не несет ответственности. Он не даст вовлечь себя или 
Администрацию в это дело.
       В начале января в своем "Послании о положении страны" Эйзенхауэр призвал 
к созданию комиссии из представителей обеих партий для изучения положения в 
области расовых взаимоотношений и выработки рекомендаций до подготовки 
соответствующего законопроекта. Он надеялся, что такая комиссия послужит 
буфером и удержит этот вопрос вне сферы политических страстей, снизив таким 
образом напряженность в межпартийных отношениях. Между тем Браунелл стремился 
организовать подготовку нового законопроекта о гражданских правах (за 
восемьдесят пять лет, прошедших после Реконструкции*, ни один подобный 
законопроект не обсуждался). Эйзенхауэр поручил Браунеллу работать над этим 
законопроектом.
       
       [* Период после окончания Гражданской войны между Севером и Югом в США, 
когда в южных (уже объединенных) штатах производилась реорганизация власти и 
структур управления.]
       
       25 января на пресс-конференции Эйзенхауэра спросили, как он относится к 
проблеме расовых взаимоотношений. Он начал свой ответ с утверждения, что "эти 
проблемы не являются простыми". Затем снова повторил: "Моя преданность решениям 
Верховного суда, в особенности когда они приняты единогласно, надеюсь, является 
полной". Он сказал: "Я верю в равенство возможностей для каждого гражданина 
Соединенных Штатов, — и добавил: — ...но это не так просто, как кажется". 
Эйзенхауэр подчеркнул, что "школы нам необходимы теперь", и напомнил репортерам 
определение Верховного суда: десегрегация должна "проводиться постепенно". 
Президент считал, что сам обязан видеть "глубокие корни предрассудка и 
эмоциональности, которые развились за многие годы существования этой проблемы". 
Он хотел умеренности в вопросе расовых взаимоотношений*35.
       Однако поиск умеренности был чрезвычайно труден. Для черного населения 
слова типа "умеренно" и "постепенно" стали означать — "никогда", то есть то, 
чего хотело большинство белых южан. Насилия на почве расовых взаимоотношений, 
всегда носившие на Юге характер эпидемий, распространились еще шире, причем 
почти всегда белые нападали на черных.
       Но Эйзенхауэр и его советники считали, что черное население виновато — 
оно давит слишком сильно, желая слишком быстрых перемен, и не испытывает 
чувства благодарности. В феврале 1956 года Эйзенхауэр выразил разочарование, 
узнав о результатах голосования черного населения на выборах в Конгресс в 1954 
году. Эйзенхауэр считал, что после всего сделанного им и республиканцами для 
негров — десегрегация на военных базах и в Вашингтоне — процент голосов негров, 
отданных за республиканцев, должен быть выше. Однако этого не произошло.
       Контрнаступление Юга на решение по делу Брауна началось с энергией и 
изобретательностью. В феврале законодательные органы четырех южных штатов 
приняли жесткие резолюции, утверждающие, что решение Верховного суда по делу 
Брауна в их штатах не имеет ни силы, ни последствий. Эйзенхауэра спросили на 
пресс-конференции 29 февраля о его реакции на эту доктрину вмешательства. 
Эйзенхауэр уклонился от прямого ответа: "Вот это то, что я говорю: имеются 
соответствующие юридические средства для определения всех этих факторов". 
Посредничество он оставит судам. Он ожидал прогресса, но подчеркнул: "...сам