для Палестины Наум Гольдман передал президенту Чехословакии в изгнании Эдуарду 
Бенешу «Памятную записку об отношениях между сионистским движением и Советской 
Россий».
 Бенеш симпатизировал евреям. Сионисты видели в нем союзника и надеялись, что 
он поможет наладить отношения с советским руководством. В памятной записке 
говорилось:

 «Советская Россия считала сионизм проводником британских интересов на Ближнем 
Востоке и, выражаясь языком коммунистов, представителем британского 
империализма в этом регионе. Высшим проявлением этого антагонизма стала позиция 
коммунистов в Палестине, как евреев, так и неевреев, которые во время волнений 
1936—1938 годов открыто поддержали арабских террористов, действовавших против 
еврейского населения».

 Теперь палестинские евреи рассчитывали на иное отношение со стороны советских 
властей: во время Второй мировой войны, говорилось в записке, «лидеры арабских 
стран открыто или тайно занимают пронацистские или профашисткие позиции».
 В сентябре сорок третьего года Вейцман еще раз беседовал с послом Майским.
 За четыре месяца до этого, двадцать восьмого мая, появился указ Президиума 
Верховного Совета о введении дипломатических рангов для работников наркомата 
иностранных дел, посольств и миссий за границей. Постановлением Совнаркома 
вводилась форменная одежда со знаками различия — вышитых золотом звезд на 
погонах.
 Майский стал чрезвычайным и полномочным послом — ему полагался мундир с 
погонами без просвета (генеральскими!) с тремя вышитыми звездочками и 
металлической позолоченной эмблемой — двумя скрещенными пальмовыми ветками.
 Посол Майский сказал Вейцману, что он «не может давать обязательства за свое 
правительство», но считает, что Москва поддержит сторонников создания 
еврейского государства в Палестине.
 Майского смутили малые размеры Палестины — разве там можно будет разместить 
всех беженцев из Европы?
 Вейцман развеял опасения Майского на этот счет. Объяснил, что, по самым 
скромным расчетам, в Палестину можно будет перевезти еще около двух миллионов 
евреев.
 Майский ответил, что он очень рад это слышать. Но ему недолго оставалось 
занимать пост посла.
 Сталин, раздраженный очередной отсрочкой в открытии второго фронта, решил 
демонстративно понизить уровень представительств: из Соединенных Штатов отозвал 
Литвинова, из Англии — Майского, а заменил их молодыми и не имевшими 
политического веса дипломатами. В Вашингтоне послом стал Андрей Андреевич 
Громыко, в Лондоне — Федор Тарасович Гусев. Это было маленькой местью Сталина 
Рузвельту и Черчиллю.
 Гусева перед отъездом принял Сталин. Новому (и неопытному) послу в Англии было 
всего тридцать семь лет. Гусев честно сказал, что молод для такого поста.
 Сталин развеял его сомнения:
 — У нас нет других людей. Многие сейчас на фронте. Нам же нужно отозвать посла 
Майского, который слишком оправдывает действия англичан, саботирующих открытие 
второго фронта в Европе.
 Уинстон Черчилль был раздражен неравноценной заменой и долго не принимал 
нового посла. Когда британский премьер-министр прилетел в Москву в октябре 
сорок четвертого года, Сталин нашел способ повысить акции посла — за обедом 
провозгласил тост:
 — За моего личного друга, товарища Гусева!
 Сталинский жест изменил отношение англичан к Гусеву.
 Иван Майский, направлясь на родину после окончания своей миссии в Лондоне, 
осенью сорок третьего года побывал в Палестине. Он проехал на машине по 
маршруту Каир—Иерусалим—Дамаск—Багдад—Тегеран.
 В Иерусалиме Иван Михайлович сделал остановку. Он хотел осмотреть город и 
познакомиться с жизнью еврейских поселенцев.
 «После войны, — сказал Майский Бен-Гуриону, — еврейская проблема будет очень 
сложной. Придется ее решать. Мы должны выработать подходы, должны знать все. 
Нам говорят, что здесь, в Палестине, нет свободного места для новых иммигрантов,
 — мы хотим знать, правда ли это, хотим составить себе представление о 
возможностях этой страны».
 Четвертого октября на заседании правления Еврейского агентства Бен-Гурион 
рассказал, как он показал Майскому и его жене Иерусалим, а потом отвез в 
сельскохозяйственные поселения Кирьят-Анавим и Маале-Хахамиша. Майский был 
поражен увиденным.
 «Можно сказать, что увиденное было для него открытием, — подвел итог 
Бен-Гурион. — Я на такое даже не рассчитывал. Сейчас нам надо работать с 
максимальной отдачей, поскольку появилось еще одно государство, проявившее 
заинтересованность в этом вопросе».

 УМАНСКИЙ, ЛИТВИНОВ И ГРОМЫКО

 К концу войны стала ясна мощь Соединенных Штатов, долгое время 
воздерживавшихся от активного участия в международных делах. Вашингтон и 
Нью-Йорк становились центрами мировой дипломатии.
 Сразу после нападения нацистской Германии на Советский Союз, семнадцатого июля 
сорок первого года, член правления Еврейского агентства для Палестины Э. Нойман