поселений  доставляли  большое  удовольствие ответственным за  строительство
инженерам и архитекторам.  Не могла я  не  замечать заходя в  эти  крошечные
домики, что стена между  так называемой столовой и  кухней  делает домик еще
меньше, и что сама  кухня спроектирована так, что ее невозможно содержать  в
чистоте,  особенно для женщины, в жизни  не  готовившей под  крышей; что для
домика, стоящего на  откосе, недостаточно  двух  ступенек  крыльца  -  нужна
третья, особенно для семей, где есть семь-восемь  детей, и мать беременна, и
есть еще старики. "Но тогда это будет  стоить гораздо дороже", - слышала я в
ответ на свои пожелания.
     Конечно, можно было согласиться, что иммигрантам - особенно из Йемена и
Северной  Африки  - теперь, даже в  плохо спроектированных домах, лучше, чем
было. "Они не знают, как жить в домах, которые вы  хотите для них построить,
-  говорили мне. - Они не знают, что такое  ванные  и уборные со сливом. Они
превратят их в кладовки для  всякого хлама". Это правда,  они не знали,  что
такое ванные и как пользоваться душем,  но  это не значило, что они не имеют
на них права и что их не  надо учить, как всем этим пользоваться.  Все  это,
кстати, относилось и к кухням, и  к школам, и к самому государству. Но  мы и
впрямь ничего не могли сделать без денег.
     И  хотя  я терпеть не могла отрываться от Израиля, я снова пускалась  в
путь - произносить  речи и собирать деньги: в Европу, в Соединенные Штаты, в
Южную Америку. Но и сбор денег надо было приспособлять к  нашим изменившимся
обстоятельствам.   Объединенный    Еврейский   Призыв   стал    великолепным
инструментом для сбора средств - но это все еще  был "призыв",  и деньги нам
давали "даром".  Уже не один год  меня смущал образ  еврейского государства,
рассчитывающего на благотворительность, которая, не  говоря ни о чем прочем,
никак    не    могла   соответствовать   нашей    растущей   потребности   в
капиталовложениях.  Я  не была ни  экономистом,  ни инженером-строителем; но
чтобы понять,  на  какой  высоте должна находиться кухонная раковина, мне не
нужна  была  рулетка,  и  чтобы  понять, что  филантропические  деяния будут
уменьшаться, мне не надо было быть финансистом.
     Однако  меня  беспокоило не только количество денег  меня тревожило  их
происхождение.  Я считала,  что вечная зависимость  от филантропии разрушает
основные идеи сионизма - опираться на  себя, работать на себя, не говоря уже
о национальной  независимости. И я стала думать о других источниках средств,
источниках, которые  сделали  бы  мировое  еврейство  партнерами  и  в наших
предприятиях, и в собирании  изгнанников.  После моей поездки  в  США в 1948
году я постоянно переписывалась по этому поводу с Генри Монтером, и когда мы
встречались -  он, я и Элиэзер Каплан (первый израильский министр финансов),
-  мы подробно и тщательно  обсуждали возможность новых путей, в частности -
возможность выпуска израильских облигаций.
     Идея выпуска  облигаций впервые была высказана публично в сентябре 1950
года  в  Иерусалиме, на трехдневной  конференции,  созванной  Бен-Гурионом с
участием представителей  главнейших  еврейских  общин в США. Вначале  она не
вызвала   энтузиазма.  А   что  если  продажа   облигаций   подорвет  усилия
Объединенного  Еврейского  Призыва?  И  кому  придет охота  делать деньги  в
Израиле,  или,  что более вероятно, - потерять  их?  Филантропические деяния
списываются с налогов  - но не  облигации. А что если правительство  США  не
отнесется  благосклонно  к  выпуску  облигаций?  Но  под  всеми  этими  явно
выражаемыми  тревогами  и опасениями я  чувствовала  одну скрытую тревогу, и
касалась  она  изменения характера  отношений с  Израилем.  Никто  не сказал
напрямик,  что  рисковать  не  стоит,  но я видела, что  сама идея  долговых
обязательств в настоящее время крайне нежелательна. Однако она нашла мощного
защитника,  куда более влиятельного, чем  Бен-Гурион,  Каплан, Монтор  и  я,
вместе  взятые.  Генри  Дж.  Моргентау,  бывший  председатель  Объединенного
Еврейского Призыва, в свое время - министр финансов США, с  которым я в 1948
году много  разъезжала по еврейским общинам,  сразу все понял и одобрил.  Он
сделал больше.  Он пошел в  Белый дом к Трумэну, и выяснилось, что президент
тоже  понял  и  одобрил.  Новая конференция была созвана  -  на  этот  раз в
Вашингтоне  -  и  мне  было  поручено  трудное  дело: убедить  неверующих  и
превратить их скептицизм и сопротивление в поддержку и сотрудничество.
     И  тут  я  прямо  взяла  быка  за  рога. Для  того,  чтобы Израиль  мог
развиваться,  расти  и  расцветать, даже для  того, чтобы  он  мог  сам себя
прокормить, нам нужно было полтора миллиарда в течение предстоящих трех лет.
Мы сами - все миллионное население - берем на себя треть этой огромной суммы
Но две трети, разными способами, должны будут обеспечить американские евреи,
в частности путем покупки наших облигаций.

     "Часть денег  может быть  принесена  в  дар, но часть - большая часть -
должна быть вложена нами в доходные предприятия и возвращена с процентами. В
помощь  широкому  и  сильному  Объединенному  Еврейскому  Призыву  мы  хотим
получить еще и капиталовложения;  хотим  продавать  облигации; хотим взять у
вас  деньги взаймы.  Не  знаю, какое обеспечение  мы можем вам предоставить,
какого  обеспечения вы  можете  от  нас  потребовать.  Думаю, что  от  имени
правительства  Израиля  я  смогу  предложить вам  только  одно  обеспечение.
Обеспечение  самого  лучшего качества,  народ  Израиля, сотни  тысяч евреев,
которые еще приедут в Израиль, и десятки тысяч тех, кто уже приехал  и живет
в палатках.  Могу  еще предложить и наших  детей  - детей  наших  "ватиков",
старожилов, и йеменских, иракских, румынских детей, которые растут в Израиле
гордыми, ничего  не  боящимися и уважающими себя  евреями.  Они уплатят этот
долг, и честь заставит их выплатить его с процентами".