Но судьба "Эксодуса" уже была решена, и корабль вернулся в Германию.
     А  лето  1947 года  тянулось  и  тянулось. Несмотря на  то,  что дорога
Тель-Авив - Иерусалим все больше попадала под контроль арабских  вооруженных
банд, с  вершин  холмов обстреливавших еврейские  машины  и грузовики,  я не
могла отказаться  от челночных поездок между этими городами, совершаемых под
защитой двух молодых членов Хаганы. Дело было не в том, что меня могли убить
или ранить;  на очереди стоял  вопрос,  удастся  ли арабам, как они  хотели,
полностью перерезать дорогу и уморить иерусалимских евреев голодной смертью.
И  уж, конечно,  не я  стала  бы им в  этом  помогать, избегая  единственной
дороги, соединявшей Иерусалим с еврейскими центрами страны. Раза два пули со
свистом  влетали  в окно машины  Еврейского Агентства,  в которой  я  обычно
ездила; один раз мы свернули не там и въехали в  арабскую деревню, известную
как разбойничье гнездо, - но нам удалось уйти без единой царапины.
     Бывали и  другие "приключения". Однажды британские солдаты стали искать
в моей машине оружие -  как раз после того, как сам главный секретарь обещал
мне,  что эти  обыски прекратятся  ввиду  растущей опасности  для еврейского
транспорта  на  этой дороге. Мои протесты были бесполезны. У  сопровождающей
меня девушки (члена Хаганы) нашли пистолет - и ее тут же арестовали.
     -  Куда  вы  ее потащите? -  спросила  я у  офицера, возглавлявшего эту
блистательную операцию.
     - В Маэждал, - ответил он.
     Маэждал (сейчас Ашкелон), арабский городок, явно не годился для ночлега
молодой девушки, и я  сказала командиру, что если ее туда повезут, то я буду
настаивать, чтобы и меня повезли туда же. К этому времени он уже знал, кто я
такая,  и  вряд ли ему улыбалось давать объяснения своим начальникам, почему
член  правления Еврейского  Агентства отправился ночевать в Маэждал, поэтому
он отказался от своего намерения, и все мы отправились в полицейский участок
ближайшего  еврейского  города. Была уже полночь, но мне все-таки  надо было
добраться до Тель-Авива, что я и сделала под королевским эскортом британских
полицейских и девушки из Хаганы,  которую  тут же освободили. Но не всем так
везло. Количество жертв  на дороге возрастало каждую неделю, и в ноябре 1947
года арабы, на глазах у британцев, начали осаду Иерусалима.
     31  августа,  за  минуту  или  две  до  того,  как  истекло  их  время,
одиннадцать членов комиссии, собравшейся в Женеве, представили свой отчет  о
Палестине. Восемь  членов  комиссии рекомендовали  - как и  комиссия Пиля, -
чтобы страна была разделена на  два  государства  - арабское и еврейское,  с
интернациональным   анклавом,  включающим   Иерусалим  и  его   окрестности.
Меньшинство  (в которое входили представители  Индии,  Ирана  и Югославии  -
стран  с  большим мусульманским населением) предложило создание федерального
арабско-еврейского государства. Генеральная Ассамблея ООН должна была теперь
принимать решение. В  это же время все заинтересованные стороны довели до ее
сведения  свой  ответ  -  и  нельзя  сказать,  чтобы  ее  ожидали какие-либо
сюрпризы.  Мы, разумеется,  этот план приняли - без восторга,  но с  большим
облегчением - и потребовали, чтобы мандату немедленно был положен конец. Все
арабы ответили,  что им  дела нет до  каких бы  то ни  было  рекомендаций  и
пригрозили   войной,  если  вся   Палестина   не  будет  объявлена  арабским
государством.  Британцы  заявили,  что  пока арабы  и евреи  не  примут план
раздела  с восторгом, они не будут сотрудничать при его осуществлении - а мы
хорошо  понимали, что это значит. Америка  и Россия опубликовали - каждая со
своей стороны - заявление, поддерживающее рекомендацию большинства.
     На следующий день  я дала пресс-конференцию в  Иерусалиме. Поблагодарив
комиссию  за  быстрое завершение  работы, я  подчеркнула,  что  "нам  трудно
представить себе еврейское  государство без Иерусалима"  и  что "мы все  еще
надеемся,  что  Ассамблея  ООН  исправит  этот  недочет".  Нас  также  очень
огорчило, сказала я, исключение Западной  Галилеи из еврейского государства,
и  мы  рассчитываем, что  и это будет принято  Ассамблеей,  во  внимание. Но
главное,  что я особенно  выделила,  было наше страстное желание  установить
иные,  новые  отношения  с  арабами,  которых,  как  я  думала, в  еврейском
государстве будет  500000.  "Еврейское  государство  в  этой части  мира,  -
сказала я представителям прессы,  -  это не  только решение вопроса для нас.
Оно  может   и  должно  помочь  каждому  жителю  Ближнего  Востока".  Сердце
разрывается,  как подумаешь, что мы  без конца повторяем эти слова с  самого
1947 года.
     Голосование произошло 29 ноября в Нью-Йорке, в Лейк-Саксес.* Как и весь
ишув,  я сидела, словно прикованная, у радиоприемника с бумагой и карандашом
и записывала, как  кто голосует. Наконец, около  полуночи по нашему времени,
были  объявлены результаты: тридцать три нации,  включая Соединенные Штаты и
Советский Союз,  голосовали  за  план раздела; тринадцать, в  том числе  все
арабские страны,  голосовали  против;  десять,  в  том числе Великобритания,
воздержались. Я немедленно отправилась в Еврейское  Агентство. У  здания уже
толпился народ.  Это  было невероятное  зрелище:  сотни людей, среди  них  и
британские солдаты, пели и танцевали, держась  за руки, и  к зданию, один за
другим, подъезжали грузовики с  толпами. Я вошла в  свой кабинет одна, не  в
силах  принять участие в  общем  ликовании.  Арабы  отвергли план раздела  и
говорили только о войне. Пьяная от радости толпа требовала речей;  я поняла,
что нехорошо портить им настроение отказом. Выйдя на балкон своего кабинета,
я сказала короткую речь. Но обращена  была моя речь, в сущности, не к массам
народа под балконом, но опять-таки к арабам.