неоднократно обещало,  заложить основы еврейской  независимости в Палестине,
теперь готово было послать солдат против невинных людей, просивших только об
одном: чтобы  им было разрешено доживать свои дни в  Палестине, среди других
евреев.  В общем, не  такое уж  это  было трудное  дело, но  Бевин отверг их
просьбу  с такой  небывалой  грубостью  и  сопротивлялся  с  таким  безумным
упорством, словно судьба и будущее всей Британской империи зависели от того,
чтобы удержать за пределами Палестины несколько сот тысяч полумертвых людей.
     Я не могла - да  и теперь не могу - найти объяснения той слепой ярости,
с  которой британское  правительство преследовало этих евреев - да и нас. Но
эта  ярость  заставила нас понять, что у нас нет другого  выхода,  кроме как
принять вызов,  хотя мы конечно, не  были к этому достаточно подготовлены. С
лета 1945  до зимы  1947  года  мы, на наших  весьма неподходящих для  этого
судах, перевезли из лагерей перемещенных лиц в Палестину около 70000 евреев,
пробравшись с ними сквозь жесточайшую блокаду, установленную правительством,
члены которого на бесчисленных лейбористских конференциях, где я бывала, еще
так недавно с таким волнением провозглашали сионистские идеи.
     Настоящая борьба  -  "маавак" - началась с  1945 года,  но решающим был
1946-й.  Именно  тогда,  ко  всеобщему  изумлению, британское  правительство
отказало самому президенту Трумэну, обратившемуся к нему с призывом - в виде
исключения, из милосердия и гуманности,  разрешить ста тысячам  беженцев  из
Германии и Австрии въехать в Палестину. Но м-р Эттли и м-р Бевин, считавшие,
по-видимому,  что  проблема  европейских евреев придумана  только для  того,
чтобы ставить палки в  колеса британскому правительству, сказали  президенту
Трумэну "нет". Однако,  добавили они, если правительство США так беспокоится
о  евреях, то, может быть,  оно  окажет  помощь  в  разрешении  палестинской
проблемы?   Была  создана  англо-американская  комиссия   для   рассмотрения
палестинского вопроса. Она посетила лагеря перемещенных лиц, услышала там от
евреев,  что они  хотят ехать только  в  Палестину, провела  собеседования с
лидерами британского и американского  еврейства,  после  чего ранней  весной
1946 года прибыла в Палестину, чтобы там проводить свои заседания.
     25  марта   1946  года   я   предстала  перед   комиссией   в  качестве
представительницы   Гистадрута.  Снова  понадобилось  излагать   все   факты
(наверняка  всем  известные),   включая  кратчайшую  историю  евреев  и   их
деятельности в Палестине. Я попыталась объяснить, каково было  нам наблюдать
из  Палестины за истреблением миллионов  евреев и быть лишенными возможности
что  бы  то  ни было сделать.  Я также  предупредила комиссию, что мы твердо
решили  положить конец тому,  что великий еврейский  поэт Хаим Нахман  Бялик
назвал "бессмысленной жизнью и бессмысленной смертью" нашего народа.

     "От имени ста шестидесяти тысяч членов Гистадрута мне поручено  заявить
здесь в самых недвусмысленных выражениях:  еврейское рабочее движение готово
сделать  все, что понадобится, в  этой  стране ради того, чтобы принять, без
ограничений и условий, широкие массы еврейских иммигрантов..."

     Но поняли ли  почтенные  члены комиссии,  что  именно я имела в виду? Я
хотела  быть в этом уверенной, и  потому  решила рассказать,  каково бывает,
когда  приходится  делать перед  судом  "свидетельство" по  таким  вопросам.
Повредить делу это  не  могло - могло  бы,  возможно,  даже помочь. В  конце
концов, передо мной были культурные и образованные люди. Я сказала им:

     "Я не  знаю, господа, можете ли вы, имеющие счастье принадлежать к двум
великим  демократическим нациям, британской и  американской, даже при  самом
искреннем  желании,  понять  наши  проблемы,  представить себе,  что  значит
принадлежать к народу, чье самое право на  существование  постоянно ставится
под вопрос: под вопросом - наше право быть евреями, какие мы есть, не лучше,
но и не  хуже других людей мира, с  нашим языком, нашей культурой, правом на
самоопределение  и  готовностью к  дружбе  и  сотрудничеству  с  ближними  и
дальними. Еврейские  трудящиеся этой страны,  вместе  с  оставшимися в живых
молодыми и старыми евреями в лагерях  для перемещенных лиц  решили в течение
жизни одного поколения навсегда покончить с беспомощностью и зависимостью от
других. Мы хотим только того, что естественно дано всем народам земли - быть
хозяевами  собственной судьбы  - только собственной,  а  не чужой;  жить  по
праву, а не потому, что нас терпят; иметь возможность перевезти оставшихся в
живых еврейских детей, которых не так-то много осталось теперь в мире, сюда,
в  эту страну, чтобы  они росли, как наши  дети, родившиеся  здесь,  которые
свободны от  страха  и  высоко держат головы.  Наши дети здесь не  понимают,
почему самое  существование еврейского народа  ставится под вопрос.  Для них
быть евреем естественно".

     Но по выражению их лиц я так и не могла сделать вывод - поняли они  или
нет. Как бы то ни было, трое из членов комиссии вскоре стали нашими друзьями
-  Бартли Крам, Ричард Кроссмен и Джеме Дж. Макдональд,  который  был первым
послом США в Израиле.
     В Палестине в это время было очень неспокойно. Корабли, один за другим,
доставляли к  ее берегам новых и новых беженцев, а  британцы тут же вычитали
этих  "нелегальных"  иммигрантов из  месячной  квоты сертификатов на  въезд;
когда   же  Хагана   отказалась   прекратить  иммиграцию,   британцы  издали
специальные правила, равнявшиеся переходу на военное положение.
     В апреле, когда  комиссия  готовила свой  отчет, британцы сделали новый
ход  в  своей  войне против  беженцев.  Мало  того,  что  королевский  флот,