поручил Сталину, а не кому-либо из секретарей ЦК (в то время Сталин  не  был
еще секретарем ЦК), а главное  то,  что  Ленин  запросто  зашел  к  Сталину,
особенно расположило меня к нему.
   Заехав на день в Нижний, я  вернулся  обратно  в  Москву,  получил  в  ЦК
соответствующую экипировку для защиты от сибирских холодов и в тот  же  день
уехал поездом в Ново-Николаевск.
   Лашевича на месте не оказалось: он был в отъезде. Я, понятно, решил ждать
его возвращения. Не зная  точно,  когда  он  вернется,  сидел  в  гостинице,
усердно читал  книги,  отдыхал  и  скучал.  Через  несколько  дней  вернулся
Лашевич. Я тут же с ним встретился и рассказал о поручении, которое мне дано
для него от имени Ленина.
   Внимательно выслушав меня, он очень обрадованно сказал: "Хорошо,  что  вы
приехали. Мы, как провинциалы, ничего  подобного  даже  не  предполагали,  и
наверняка немало бывших троцкистов было бы у нас избрано на съезд. Но теперь
мы это учтем. Передайте в Москве, чтобы Ленин не беспокоился за Сибирь".
   Поездка в Сибирь заняла в общей сложности больше трех недель. Вернувшись,
я снова побывал у Сталина, рассказал о выполнении данного мне поручения,  об
общем положении в партийных организациях Сибири,  о  своих  впечатлениях,  о
людях, с которыми пришлось познакомиться.
   На XI съезде партии в марте 1922 г. меня  вместе  с  Енукидзе  и  Кировым
избрали в секретариат съезда. Президиум  съезда  возглавлял  Ленин,  который
выступил с политическим докладом ЦК. В своем выступлении на съезде в прениях
по докладу Зиновьева  об  укреплении  партии  я  поддержал  тезис  Ленина  о
размежевании  работы  Советов  и  партии,  критиковал   Зиновьева   за   его
предложение переводить  хороших  работников  из  губкомов  на  хозяйственную
работу, говорил о важности роли фабрично-заводских ячеек при нэпе.
   По окончании XI съезда партии у меня состоялась беседа со Сталиным по его
инициативе. Он сказал, что  каждому  руководителю  и  мне  в  данном  случае
необходимо подготовить такого работника, который мог  бы  при  необходимости
нас заменить. Он спросил, кто заведующий Орготделом губкома. Тогда секретарь
был один - в его отсутствие его заменял заворготделом.  Я  сказал,  что  эту
должность у нас около года занимает  Коршунов.  Он  из  сормовских  рабочих,
дореволюционный член партии, политически подготовленный. Пользуется влиянием
среди  сормовчан.  Однако  у  него  нет  широкого  кругозора.   Ему   трудно
анализировать положение и ставить задачи.
   Сталин тогда сказал, что в таком случае он предлагает направить на работу
в Нижегородский губком Угланова  из  Ленинграда.  Там  он  работал  заворгом
губкома, критиковал Зиновьева и с ним не поладил. Зиновьев старается от него
избавиться. Вместе с тем  он  способный,  растущий  партийный  работник.  Он
выходец из приказчиков. Дореволюционный коммунист, с большим организационным
опытом руководящей партийной работы. "Он мог бы заменить Коршунова, - сказал
Сталин, - а со временем, когда пустит корни в организации и  когда  настанет
время тебе уехать на другую работу, сможет безболезненно тебя заменить".  (В
ходе этой встречи мы со Сталиным перешли на "ты".)
   Вскоре это было осуществлено. Угланова я ранее не знал и даже  о  нем  не
слышал. Теперь получил возможность  познакомиться  с  ним,  присмотреться  к
методу его работы, характеру, умению держать себя в коллективе,  общаться  с
партийными товарищами, выступать на партийных собраниях. Как я убедился,  он
не отличался теоретической  подготовкой,  но  умел  свободно  разбираться  в
текущей политике партии. Он  чувствовал  мое  хорошее  отношение  и  тем  же
отвечал мне.
   Работал  он  не  покладая  рук.  У  нас  надолго  установились   хорошие,
товарищеские отношения, но особенно близкими они никогда не были.  Возможно,
это объяснялось некоторыми особенностями характера Угланова: на работе, да и
в личном общении, он вел себя как-то несвободно,  скорее,  даже  напряженно.
Кроме того, он был лишен чувства юмора и порой обижался даже на шутки вполне
безобидные.
   На XIII губернской партийной конференции его  и  меня  избрали  в  состав
губкома. Пленум нового состава губкома избрал меня секретарем, а Угланова  -
заместителем.
   В мае 1922 г. мне впервые довелось присутствовать как кандидату  в  члены
ЦК на его пленуме.
   Пленум проходил в зале заседаний Совнаркома. Члены и кандидаты в члены ЦК
сидели за длинным столом, а Ленин занимал председательское место. Он  держал
в  руках  карманные  часы  и  строго  следил   за   соблюдением   регламента
выступавшими. Обстановка строго  деловая,  никаких  посторонних  разговоров,
которые могли бы помешать  ведению  заседания.  Для  докладов  Ленин  давал,
помнится, три минуты, в особых случаях - семь  минут  (например,  Рудзутаку,
который докладывал  о  Генуэзской  конференции),  выступавшим  в  прениях  -
одну-две минуты. Докладчики опытные: умея объяснить  суть  вопроса  коротко,
они вполне укладывались в установленный Лениным жесткий регламент.
   И тогда, и позже я убедился, как  важно  для  политического  руководителя
ценить время, не говорить лишнего, уметь коротко излагать самую суть дела и,
не допуская пустопорожних прений, уметь вовремя передать  вопрос  в  деловую
комиссию, назначив короткий срок для  ее  работы  и  представления  проектов
решений. Только этим и можно, пожалуй, объяснить,  почему  так  много  самых
разных вопросов рассматривал Ленин за самые короткие сроки.
   Я всегда поражался, с каким вниманием относился Ленин к вопросам, которые
возникали "в низах".
   Ленинское внимание по чисто организационным вопросам проявилось  тогда  в