станцию  Аджи-Кабул.  Им  удалось  посадить  Дружкина  и  Алания   в   поезд
незамеченными и отправить в Батум.
   В апреле на одном из заседаний Бакинского комитета  партии  я  неожиданно
узнал, что товарищи уже давно создали при Бакинском комитете  партии  боевую
группу.
   С одной стороны, это меня обрадовало. Но в то же  время  я  был  поражен,
когда участники этой группы Гигоян, Ковалев и  Алиханян  сказали,  что  надо
лишь решать вопрос о том, когда начать  вооруженное  восстание  для  захвата
власти в Баку. Еще больше меня  удивило  то,  что  многие  члены  партийного
комитета поддержали предложение  о  восстании.  После  долгих  споров  члены
комитета поручили мне вместе с боевой  группой  уточнить  положение  и  свое
мнение доложить на следующем заседании комитета.
   Когда вместе с этой тройкой я стал  разбираться  во  всех  их  делах,  то
просто поразился, как можно было  говорить  серьезно  о  восстании  при  том
ограниченном  количестве  оружия  и  столь  малочисленных  людских   кадрах,
которыми они располагали.
   На заседании Бакинского комитета  партии  в  присутствии  этой  тройки  я
заявил, не раскрывая  деталей,  что  у  боевой  группы  нет  реальной  силы,
способной на вооруженное восстание, высказал свое мнение  и  о  политической
стороне этого вопроса. "Если бы, - говорил я, -  у  нас  и  было  достаточно
вооружения и боевых групп, то и тогда мы не  в  силах  сейчас  сами  одолеть
имеющийся в Баку  15-тысячный  гарнизон  английских  оккупационных  войск  и
несколько тысяч азербайджанских солдат.  А  когда  Советская  Россия  сможет
прийти к нам на помощь, никому из нас неизвестно".
   Поэтому я предложил, чтобы боевая группа продолжала работу  по  собиранию
сил и оружия,  а  вопрос  о  вооруженном  восстании  был  отложен  до  более
подходящего времени. Мне показалось, что члены  комитета  партии  не  только
согласились со мной, но даже были довольны такой постановкой вопроса.
   В марте 1919 г. нам удалось провести Бакинскую  партийную  конференцию  -
первую после гибели бакинских комиссаров. Состояние партийной работы все еще
не соответствовало общему подъему  рабочего  движения.  Конференция  приняла
решение:  немедленно  взяться   за   восстановление   партийных   ячеек   на
предприятиях. Много внимания конференция  уделила  вопросу  о  работе  среди
мусульманских рабочих, которая нуждалась в значительном улучшении.
   Конференция   поручила   Бакинскому   комитету   партии   послать   своих
представителей в Тифлис для обсуждения крайкомом всех текущих вопросов, и  в
том числе о созыве в ближайшее время Общекавказского партийного  съезда,  но
не в Тифлисе, а в Баку.
   Гогоберидзе, Анашкин и  я  выехали  в  Тифлис  для  участия  в  заседании
краевого комитета партии и выполнения решений, принятых Бакинским  комитетом
партии.

   Хожу по улицам старого  Тифлиса.  Смотрю  на  дома,  разглядываю  витрины
магазинов, всматриваюсь в лица проходящих людей. Все вокруг как будто  и  не
изменилось с тех пор, как я был здесь в последний раз. Но одно не похоже  на
прежний Тифлис - как и в Баку, беззаботно разгуливают группами и в  одиночку
английские солдаты и  офицеры.  Появление  на  улицах  английских  солдат  в
непривычных здесь шотландских юбках становится предметом  шуток  окружающих.
Однако англичане ведут себя довольно  мирно  и  даже  добродушно;  население
отвечает им тем же.
   Заседание крайкома было созвано по  всем  правилам  конспирации.  Мы  все
давно не виделись, поэтому  встреча  была  радостной  и  теплой.  По-братски
обнялись, вспомнили общих друзей. Тифлисские товарищи  с  большим  интересом
ждали от нас подробной информации о положении дел в Баку.
   Самым главным, если можно так выразиться,  лицом  в  крайкоме  был  тогда
Филипп Махарадзе, к которому я давно уже питал чувство глубокого уважения. В
Филиппе было какое-то особое обаяние. Среднего роста,  с  красивыми  чертами
лица,  синими  глазами  и  длинной  бородой,   он   производил   впечатление
библейского пророка, какими их рисовали древние живописцы.
   В ту пору в крайкоме партии работал - и я часто встречался с ним -  Дануш
Шавердян. Дануш пользовался общей любовью и уважением. К несчастью,  он  был
репрессирован в 1937 г. и погиб.
   Очень приятной была для меня встреча  с  товарищем  Мравяном,  на  плечах
которого   лежала   тогда   основная   тяжесть   работы    по    руководству
коммунистическими организациями Армении. Осенью 1915 г., когда я, в свои  20
лет, только что вступил в большевистскую партию, Мравян помогал мне в первых
шагах моей партийной деятельности.
   Я рад был также  встрече  и  с  Мамия  Орахелашвили,  с  которым  впервые
познакомился в октябре 1917 г.  на  заседании  Кавказского  краевого  съезда
партии.
   Вспоминаю курьезное обстоятельство, связанное  с  Торошелидзе:  его  жена
была меньшевичкой, и больше того - как активный политический деятель входила
в состав Центрального комитета партии меньшевиков Грузии. Когда я приехал  в
Тифлис и узнал об  этом,  был  необыкновенно  удивлен.  Смеясь  от  души,  я
спрашивал: "Неужели они никогда так и не говорят между собой о  политике?  А
если говорят, то как им удается конспирировать свои партийные дела  друг  от
друга?"  И  действительно,  казалось  весьма  странным,  если   не   сказать
противоестественным, что член подпольного крайкома большевистской  партии  и
активный член ЦК партии меньшевиков живут под одной крышей как муж и жена.
   Однако Торошелидзе всегда производил на меня  хорошее  впечатление,  и  я