которого   плясало   и   местное   помещичье-буржуазное   националистическое
правительство  Хойского.  Правда,  наряду  с  этим  существовала   постоянно
действующая легальная организация рабочих - Бакинская рабочая конференция, в
Президиуме которой большинство составляли меньшевики и эсеры.
   Нефтяная промышленность переживала в ту пору острейший кризис. Добываемую
нефть трудно было сбывать, так как Баку был отрезан от Советской  России,  а
она являлась основным потребителем  бакинской  нефти.  Зарплата  рабочих  на
промыслах снижалась, а дороговизна в городе непрерывно росла. Кризис  тяжело
ударил и по работникам водного транспорта: большинство  нефтеналивных  судов
Каспийского  флота  было  поставлено  на  прикол.  В  городе   росла   армия
безработных. Возмущение среди бакинских рабочих становилось всеобщим.
   В этих условиях рабочие  нефтяных  промыслов,  торгового  порта,  матросы
настаивали на проведении рабочей забастовки.
   Мне казалось, что начать забастовку в реально сложившихся  в  тот  момент
условиях было нежелательно и преждевременно. Когда я, человек  свежий,  стал
высказывать свое мнение, кое-кто  из  членов  комитета  партии  как-то  даже
несколько растерялся. Помню, что я внес тогда предложение: сохраняя  в  силе
решение Бакинской рабочей конференции о проведении забастовки, не торопиться
с определением ее конкретных сроков; использовать остающееся время для самой
тщательной и всесторонней подготовки. После длительного обсуждения Бакинский
комитет партии принял мои предложения.
   Мне было поручено выступить на Бакинской рабочей конференции 11  марта  с
большой  программной  речью  от  большевиков  и   подробно   рассказать   об
обстоятельствах гибели бакинских  комиссаров,  разоблачить  не  только  роль
английского  командования,  но  и  подлинное  лицо  эсеров,  меньшевиков   и
дашнаков, чтобы подготовить обстановку, при которой будет легче  лишить  эти
партии большинства в Президиуме рабочей конференции.
   Когда я заявил, что "руки господ лидеров меньшевиков и эсеров, сидящих  в
этом зале, обагрены кровью бакинских комиссаров", среди  делегатов  началось
большое волнение. Все  встали  с  криками:  "Палачи!  Позор!  Долой  эсеров,
меньшевиков и дашнаков!" Я заметил,  что  при  этом  лица  многих  покрылись
смертельной бледностью.
   В конце концов конференция большинством голосов приняла наше  предложение
об избрании нового состава Президиума рабочей  конференции  и  поручила  ему
образовать Центральный стачечный комитет, в который должны войти  все  члены
Президиума  конференции  и  по  два   представителя   от   каждого   района.
Персональным голосованием в новый состав был избран и я.
   Надо  сказать,  что   поведение   нефтепромышленников,   азербайджанского
буржуазного правительства в отношении рабочих к тому времени становилось все
более  провокационным.   Промышленники,   чувствуя   поддержку   английского
оккупационного командования, перестали платить рабочим заработную плату.
   Обстановка накалялась. 15 марта собрался  Центральный  стачечный  комитет
совместно с районными стачкомами. От  большевиков  выступили  Гогоберидзе  и
Мирзоян.  Они  присоединились  к  тем,  кто  предлагал   объявить   всеобщую
экономическую забастовку, если рабочим в течение  двух-трех  дней  не  будет
выплачена зарплата.
   Член азербайджанского парламента Пепинов сообщил, что англичане взяли  из
банка на свои нужды 100 млн рублей и в результате в банке не осталось денег.
   Под угрозой всеобщей забастовки Азербайджанское  правительство  известило
Президиум рабочей конференции о том,  что  им  приняты  экстренные  меры.  И
действительно, вскоре зарплата была выдана.

   20 марта исполнялось шесть месяцев со дня трагической гибели 26 бакинских
комиссаров. В связи с этим  Бакинский  комитет  партии  внес  на  обсуждение
рабочей конференции предложение объявить  20  марта  днем  траура,  провести
однодневную забастовку, а  также  митинги  и  собрания,  посвященные  памяти
погибших товарищей. Конференция единодушно приняла это предложение.
   Почти на всех предприятиях работа в  этот  день  была  прекращена.  Город
бурлил. Мне довелось в тот  день  выступить  в  Черном  городе,  в  столовой
Нобеля. Столовая вмещала около тысячи человек.  При  рассказах  о  том,  как
погибли бакинские комиссары, многие рабочие плакали. После окончания митинга
я направился в Маиловский театр, где  тоже  выступил  на  массовом  митинге.
Прилегающие улицы были запружены народом.
   Митинг был здесь в полном разгаре. Возбуждение достигло высшего  предела,
когда один из выступавших сообщил, что прямые убийцы Шаумяна,  Джапаридзе  и
других  комиссаров  -  Дружкин  и  Алания  доставлены   английским   военным
командованием в Баку для дальнейшего следования через Батум  в  Англию  и  в
данный  момент  находятся  на  пароходной  пристани.  Тысячеголосый   митинг
загудел. Раздались голоса, предлагающие идти к зданию  английского  военного
командования и требовать выдачи  убийц,  а  в  случае  отказа  -  разгромить
здание.
   Поняв, что  такой  необдуманный,  стихийный  порыв  неизбежно  закончится
кровопролитием, ибо английскому 15-тысячному гарнизону  не  стоило  большого
труда   расстрелять   безоружную    рабочую    демонстрацию,    мы    решили
воспрепятствовать этому опасному шагу. Мы предложили  послать  делегацию  от
участников митинга к английскому командованию с требованием выдать убийц для
проведения над ними законного суда.
   Английское командование отказалось их выдать. Видимо, эти люди достаточно
много знали о роли британских властей. Англичане все же перехитрили  нас  и,
как потом стало известно, отправили их на бронеавтомобиле  через  Шемаху  на