Центрокаспия" Велунц. Я прямо-таки напал на него, заявив, что  они  трусы  и
мерзавцы, если оставят наших товарищей на растерзание туркам,  что  все  это
черное дело фактически делается их грязными руками. "Вы, Велунц, - сказал  я
ему, - будете головой отвечать за это".
   Велунц заявил, что не имеет права освободить людей из  тюрьмы,  но  и  не
хочет оставлять арестованных туркам. И эвакуировать арестованных он не имеет
никаких возможностей. Тогда я заявил, что могу это  сделать  сам,  поскольку
являюсь членом Бакинского Совета депутатов трудящихся. Неожиданно Велунц  со
мной согласился и сказал,  что  даст  соответствующее  указание  заместителю
начальника контрразведки Далину. Я попросил его написать об этом  письменный
приказ. С этим документом я пошел к Далину. "Этого  я  сделать  не  могу,  -
сказал мне Далин, - у меня нет пароходов, да и отправить арестованных  не  с
кем: нет для них охраны". На это я ответил ему, что у нас  в  резерве  стоит
пароход, который мы можем для этой цели предоставить. Тогда он заявил, что у
него нет конвоя - отпустить же  арестованных,  фактически  на  волю,  он  не
может. На это я заявил ему: "Мне, как  члену  Бакинского  Совета  депутатов,
избранному при вашей власти, даны  полномочия  сопровождать  и  эвакуировать
арестованных. Я пойду в тюрьму и все сделаю сам".
   Но он продолжал настаивать, что ему нужны солдаты-конвоиры; без этого  он
не может выполнить указание об эвакуации. Еще до  этого  я  заметил,  что  в
здании ЧК находилось несколько старых солдат из рабочих. Я  подошел  к  ним,
стал просить пойти со мной  в  качестве  охраны.  Сперва  они  отказывались,
ссылаясь на то, что торопятся к своим семьям, поскольку турки уже  врываются
в город. Но все же мне удалось их уговорить. "Вы только дойдете до тюрьмы, -
сказал я им, - а там можете идти куда хотите".
   Далин в конце концов подписал распоряжение о том,  что  члену  Бакинского
Совета А.Микояну поручается вместе с приданной ему охраной  эвакуировать  из
Баку арестованных бакинских комиссаров. С "приданной охраной"  я  отправился
пешком из центра города на Баилов, к зданию тюрьмы. Было часов 8-9 вечера.
   У дверей тюрьмы стоял  ее  начальник,  сильно  возбужденный.  Я  подошел,
показал документ и попросил выдать в мое распоряжение арестованных. Он очень
этому обрадовался. Я буквально вбежал в тюремный коридор и увидел,  что  все
мои товарищи стояли в камерах у дверей как бы в ожидании  чего-то.  Они  уже
слышали артиллерийские и винтовочные выстрелы. Я громко сказал,  что  сейчас
они будут освобождены, выведены из тюрьмы и  посажены  на  пароход  "Севан",
прибывший из Астрахани.
   Однако  отряда  Сурена  по-прежнему  нигде  не  было.  Не   оказалось   в
условленном месте и парохода. Встречные сказали мне, что  "Севан"  захватили
войска "Диктатуры Центрокаспия" и  куда-то  угнали.  Оставался  единственный
выход: идти в город и искать, где можно скрыться.
   В это время турки уже обстреливали Баилов ружейно-пулеметным огнем.  Пули
свистели над нашими головами. Мы шли,  укрываясь  за  стенами  домов.  Когда
подошли к району набережной, то увидели людей, спешивших попасть на  стоящие
у причала пароходы. Повстречавшийся Татевос Амиров сразу же сказал  Шаумяну:
"Вы можете эвакуироваться из Баку на пароходе "Туркмен".
   Все мы направились к пристани. Пароход был набит беженцами и вооруженными
солдатами. По распоряжению  Амирова  верхняя  палуба  и  кают-компания  были
отведены для бакинских комиссаров и тех, кто был с ними. Там же устроился  и
сам Амиров. Вскоре к нам присоединились Сурен Шаумян и его отряд.  Вместе  с
нами также были Лев Шаумян и жены наших товарищей.
   Когда наконец "Туркмен" отчалил от пристани и вышел из бакинской бухты, я
подошел к Степану Шаумяну  и  сказал,  что  капитаны  всех  пароходов  имеют
предписание идти в Петровск, куда эвакуировалось правительство  Центрокаспия
и где орудовал Бичерахов. Чтобы  уйти  от  опасности,  я  предложил  Шаумяну
уговорить  капитана  "Туркмена",   пользуясь   покровом   ночи,   постепенно
отделиться от каравана и взять курс прямо на Астрахань.
   Шаумян поставил вопрос на обсуждение. Все отнеслись к  этому  предложению
одобрительно. Шаумян повел  разговор  с  капитаном  один  на  один.  Капитан
оказался сговорчивым человеком: сам он латыш, семья его живет в  Риге  и  он
рвется в Астрахань, надеясь оттуда пробраться к родным. Он только  попросил,
чтобы Шаумян обеспечил ему  самому  возможность  эвакуации  из  Астрахани  в
Латвию.  Шаумян,  как  представитель  центральной  власти,  дал  ему  полную
гарантию.
   Погода была хорошая, море спокойное. Мы вышли на палубу  и  увидели,  как
постепенно наш пароход удаляется от огней других пароходов каравана.  Вскоре
мы оказались в открытом море.
   Однако наше ликование продолжалось недолго. Оказывается, судовой комитет,
состоявший из эсеров, узнав, что  мы  изменили  курс  и  идем  в  Астрахань,
собрался и принял решение повернуть  на  Красноводск.  "Матросы  говорят,  -
сказал капитан, - что в Астрахани голод, а, по  их  данным,  в  Красноводске
продовольствия хватает, и поэтому они отказались идти в Астрахань".
   Выяснилось, что и беженцы, находившиеся на  пароходе,  и  многие  солдаты
тоже поддерживают решение судового комитета.
   Таким образом, против нас оказалась не  только  команда  парохода,  но  и
вооруженные солдаты и беженцы, фактически  занимавшие  весь  пароход  (кроме
верхней палубы).
   Только позже мы узнали, какую бешеную агитационную  кампанию  против  нас
развернули среди беженцев и солдат  находившиеся  на  "Туркмене"  дашнакские
командиры, успевшие спеться с двумя английскими офицерами из отряда генерала
Денстервиля, тоже оказавшимися на нашем пароходе.