бакинских комиссаров - Шаумяна, Джапаридзе, Зевина,  Фиолетова,  Азизбекова,
Басина, Корганова, Малыгина и Богданова. Были  избраны  также  Стуруа,  я  и
другие коммунисты. Из числа левых эсеров и левых дашнаков было избрано  семь
депутатов, в том числе нарком Везиров.
   Все это совпало с новой атакой турецких войск на Баку. Атака была отбита.
Турки, а также английские части понесли большие потери. Однако вскоре  турки
все  же  заняли  одну  из  высот,  поставили  на  ней  артиллерию  и   стали
систематически обстреливать Баку.
   Когда депутаты  собрались  в  здании  исполкома,  в  него  попал  снаряд.
Меньшевики предложили перенести заседание в помещение ресторана  на  Морской
улице. Ресторан этот находился на первом этаже дома в  несколько  этажей,  с
фасадом,  выходящим  в  сторону  моря,   что   гарантировало   относительную
безопасность. Расставили стулья, стол для председателя.  Мы,  большевики,  и
вместе с нами левые эсеры и левые дашнаки сидели компактно в  левой  стороне
зала.
   После того как стали известны результаты выборов, мы передали  "Диктатуре
Центрокаспия"  письменное  требование  освободить  арестованных  комиссаров,
избранных депутатами Бакинского Совета.
   5  сентября  на  заседании  Бакинского  Совета   по   поручению   фракции
большевиков выступил Георгий Стуруа с категорическим требованием  такого  же
характера.
   Через три дня в "Бюллетене Центрокаспия" было опубликовано сообщение, что
"на заседании Совета  представитель  большевиков  Стуруа,  а  вслед  за  ним
Микоян, Бекер и левые эсеры-интернационалисты Тер-Саакян и другие  возбудили
вопрос о немедленном освобождении томящихся  в  заключении  бывших  народных
комиссаров, прошедших по партийным спискам в Совет".
   Но несколько лидеров меньшевиков и эсеров выступили  против  освобождения
арестованных комиссаров.
   На втором и  третьем  заседаниях  Совета,  состоявшихся  10-11  сентября,
столкновения между двумя лагерями Совета крайне обострились.
   Получив слово, я по поручению фракции  большевиков  начал  оглашать  нашу
декларацию.   С   негодованием   отвергали   мы   ничем   не   обоснованные,
клеветнические   обвинения,   выдвинутые   против   арестованных   бакинских
комиссаров, и требовали немедленного их освобождения.
   Меня часто прерывал  звонок  председательствующего.  Мешали  исступленные
выкрики с мест  наиболее  оголтелых  противников.  Наконец,  на  меня  стали
набрасываться   с   угрозами,    а    председатель    Осинцев,    размахивая
председательским  звонком,  чуть  ли  не  бил  меня  по  носу.   Тогда,   не
сдержавшись, я сделал попытку  выхватить  револьвер,  который  почти  всегда
носил с собой заткнутым за поясной ремень. К счастью, его там  в  этот  день
случайно не оказалось. Поняв мое намерение, несколько человек  направили  на
меня пистолеты. Тогда я сунул руку в карман брюк.  Думая,  что  я  полез  за
револьвером, на  меня  набросились  и  схватили  за  руку.  Когда  мою  руку
вытащили, в ней оказался... носовой платок.
   Все левое крыло депутатов, подняв над головами стулья, двинулось к  столу
президиума на мою защиту. Началась общая потасовка.
   На следующий день утром 11 сентября мы прочитали в "Бюллетене  диктатуры"
сообщение, которое привело  нас  в  ярость:  в  связи  с  окончанием  работы
военно-следственной комиссии арестованные  бакинские  комиссары  предавались
военному  суду.  Специально  для  этого  случая  было  утверждено  временное
положение о  военно-полевом  суде.  По  всему  было  видно,  что  готовилась
расправа. Тогда  мы  решили  переключить  всю  свою  работу  на  немедленное
освобождение наших товарищей.
   На третьем заседании Совета по поручению  фракции  большевиков  я  сделал
внеочередное заявление о новом акте беззакония, допущенном  "Диктатурой",  -
предании военно-полевому суду вождей бакинского  пролетариата,  избранных  к
тому же в Совет. "За судьбу и жизнь бакинских  комиссаров,  -  заявил  я,  -
будут своими головами  отвечать  лидеры  господствующих  в  Совете  партий".
Выступивший от меньшевиков Айолло вновь клеветал на бакинских  комиссаров  и
на нашу партию. Тогда взял слово Георгий Стуруа.  Он  говорил  очень  резко.
Обвиняя правые партии в том, что они становятся палачами революционеров,  он
заявил, что им не уйти от ответственности перед рабочим классом и историей.
   14 сентября, рано утром,  когда  я  еще  спал  на  балконе  у  Мартикяна,
прибежала Варвара Михайловна Джапаридзе и сказала, что  меньшевики  и  эсеры
убегают из Баку,  скоро  в  город  войдут  турки,  надо  немедленно  спасать
арестованных. В нашем распоряжении оставались считанные часы.
   Мне, как члену Бакинского Совета рабочих депутатов, было поручено пойти к
властям "Диктатуры Центрокаспия" и потребовать освобождения наших  товарищей
из тюрьмы. В случае отказа добиться их эвакуации, чтобы не оставлять  туркам
на растерзание. Кроме того,  мы  организовали  боевой  отряд  из  шести-семи
человек, который возглавлял старший сын Шаумяна. Вооружили их револьверами и
гранатами. Договорились, что, если  мне  не  удастся  добиться  освобождения
наших товарищей, этот отряд при появлении в городе турок, не ожидая  никаких
дополнительных указаний, нападет на тюрьму  и  освободит  арестованных.  Для
этого отряду было  предложено  все  время  находиться  в  районе  Баиловской
тюрьмы. Договорились с командованием советского парохода  "Севан"  доставить
освобожденных из тюрьмы в Астрахань. Мы условились,  что  к  вечеру  "Севан"
станет в районе Баилова у причала, недалеко от тюрьмы.
   Я поехал в Центрокаспий. Там узнал, что ночью  остатки  английских  войск
бежали из Баку  на  пароходах.  Наконец  вечером  появился  член  "Диктатуры