взяться и за Адама Смита. Помню разгоревшиеся споры вокруг  теории  трудовой
стоимости.  Студент  3-го  курса  Манукян  отстаивал  взгляды   австрийского
экономиста Бем-Баверка, который выдвинул "теорию предельной полезности". Для
неподготовленного человека эта работа была  более  доступна,  нежели  теория
прибавочной стоимости Маркса.
   Я обратился за помощью к профессору нашего  курса  Ашоту  Иоанесяну.  Мне
было известно, что он - подготовленный  марксист,  доктор  наук,  получивший
образование в Германии. Он дал мне австрийский  журнал  "Маркс  штудиум",  в
котором была опубликована статья на эту тему. С помощью словаря я одолел ее.
   Кстати, должен сказать, что Ашот Иоанесян после победы  Советской  власти
стал секретарем ЦК Компартии Армении. Пройдя через репрессии 30-х годов,  он
выжил и стал действительным членом  Армянской  академии  наук,  вел  большую
научную работу в области истории армянской общественной мысли.
   В свое время он оказал всем нам,  и  мне  в  частности,  большую  помощь,
познакомил с Геворгом Атарбекяном - членом  большевистской  партии,  который
жил тогда в  Эчмиадзине,  с  тем  самым  Атарбекяном,  который  впоследствии
прославился в борьбе с контрреволюцией в 1918-1919 гг. на Северном Кавказе.
   Все эти  встречи  и  знакомства  со  старыми,  опытными  и  образованными
марксистами во многом способствовали нашему росту - тогда еще очень  молодых
коммунистов.
   Мой товарищ по академии  Погосян  отлично  владел  грузинским  языком.  Я
попросил его научить меня читать, писать и  говорить  по-грузински,  считая,
что это может очень пригодиться мне в предстоящей  революционной  работе.  В
течение нескольких месяцев я так усердно занимался с Погосяном, что мог  уже
без большого труда читать на грузинском языке газеты, которые выписывал  мой
товарищ.
   Потом  мы  условились  с  Товмасяном  из  Шуши,  что  он,   работая   над
совершенствованием своих знаний в азербайджанском языке, будет обучать этому
языку и меня. Впоследствии это пригодилось мне в практической работе.
   Ректором нашей академии был отец Гарегин - человек лет сорока пяти,  ниже
среднего роста, с  симпатичным  лицом  и  красивой  бородой.  Он  был  очень
спокойный  и  уравновешенный  человек.  Ректор  решил   заинтересовать   нас
письменностью  и  древнеармянской  литературой.  Пригласил  нас   как-то   в
монастырь, где хранились древние рукописи.  То,  что  мы  там  увидели,  нас
поразило. Мы не представляли, что у армян существует такое  ценное  собрание
старинных  рукописей,  с  необычайной  красотой  и  любовью  написанных   на
папирусах,  пергаментах  и  коже,   богато   иллюстрированных   талантливыми
художниками.  Поражало  разнообразие  и   свежесть   красок.   Мы   искренне
благодарили ректора за то, что он  все  это  нам  показал  и  дал  при  этом
подробные и интересные пояснения.  Все  эти  богатства  теперь  находятся  в
Матенадаране - известном хранилище древних рукописей в Ереване.
   Помню, как-то зимой ректор зашел  к  нам  и  сказал,  что  в  воскресенье
состоится богослужение, которое будет совершать сам Католикос Георг  V.  Все
мы обязаны были там присутствовать. Мы чинно отстояли  на  богослужении,  но
когда в конце подошла наша  очередь  целовать  руку  у  сидевшего  на  троне
Католикоса, мы - как  и  уговорились  заранее  -  подойдя  к  нему,  вежливо
поклонились и, не прикоснувшись к его протянутой руке, отошли в сторону.
   В стенах академии начались пересуды. Раздавались голоса о нашем  изгнании
из академии. Другие считали, что  если  все  раскроется  и  царской  полиции
станет известно, что в духовной академии существует очаг большевизма, то это
послужит поводом для закрытия академии; они предлагали шума по этому  поводу
не поднимать. Так это дело и было замято.
   Может быть, здесь уместно  сказать,  что  второй  раз  в  своей  жизни  я
встретился с Католикосом армянской церкви много лет  спустя,  совсем  уже  в
иных условиях. В 1958 г. я был в Ереване на  встрече  с  избирателями  перед
выборами в Верховный Совет СССР. Руководители республики  устроили  прием  в
Большом зале.
   Я заметил в конце зала нескольких духовных  лиц.  Мне  сказали,  что  это
новый Католикос всех армян Вазген I со своей свитой, что он  образованный  и
умный человек, хорошо относится к Советской власти и пользуется уважением не
только среди наших, но и зарубежных армян.
   Я налил бокал вина и вместе с руководителями республики пошел через  весь
зал к этой группе. Подойдя к Католикосу, я поздоровался и, улыбаясь,  сказал
в шутливом тоне,  что  чувствую  за  собой  какую-то  вину  перед  армянской
церковью, поскольку я не оправдал ее надежд и  усилий,  потраченных  на  мое
обучение. "Говоря на экономическом языке, - сказал я, -  из  меня,  студента
армянской духовной академии, получился "брак производства".
   Все рассмеялись. Католикос улыбнулся и  сказал:  "Вы  ошибаетесь!  Мы  не
только этим не огорчены, но даже гордимся тем, что такой  человек,  как  вы,
вышел из стен нашей академии.  Побольше  бы  нам  такого  "производственного
брака"!

   В конце 1916 г.  Ашот  Иоанесян  сообщил  нам,  что  на  днях  созывается
нелегальное межпартийное совещание, на котором  будет  обсуждаться  аграрный
вопрос и перспективы его разрешения в  условиях  Эриванской  губернии.  Ашот
советовал всей нашей группе принять участие  в  этом  совещании.  Мы  охотно
согласились.
   Помню, что  собрались  мы  вечером  в  каком-то  мрачном,  полуподвальном
помещении. Присутствовало человек около тридцати. Там были меньшевики, эсеры
и большевики.