во второй подготовительный класс.
   Я чувствовал  себя  в  городе  очень  одиноким,  оказавшись  впервые  вне
родительского  дома.  Женщина,  у  которой  отец  устроил  меня  на   жилье,
относилась ко мне неплохо, но теплых отношений у нас так и не сложилось. Сын
моей хозяйки и его товарищи смотрели на меня свысока, как на  "деревенщину",
частенько зло подсмеивались надо мной, один раз даже  побили.  Терпение  мое
лопнуло. Вспомнив о Мартиросе Симоняне, я пошел к нему и, рассказав ему  все
о своей нелегкой жизни, попросил купить  мне  билет  и  отправить  домой,  к
родителям. Приехав в деревню, я заявил родителям, что  в  Тифлис  больше  не
поеду. Помню, каким угрюмым стал отец, как плакала мать. "Поедем обратно,  к
тете Вергуш", - сказал он мне.
   Отец уговорил двоюродную  сестру  моей  матери,  тетю  Вергинию  Туманян,
жившую в Тифлисе, взять меня к себе. Дети у тети Вергуш были хотя  и  моложе
меня, но быстро со мной подружились. Я и представить, конечно, не  мог,  что
старшая из них, Ашхен, много позже станет моей женой.
   В семинарии встретили меня хорошо: скоро мне стало там легко  и  приятно.
Желание учиться было у меня, как я уже  говорил,  огромное.  Учеба  давалась
легко. Не повезло мне только с  пением.  Оказалось,  я  безбожно  фальшивил,
потому что у меня был плохой слух.
   В ту пору  я,  естественно,  не  задумывался  над  смыслом  богослужения:
сомнений в том, что Бог есть, у меня  не  появлялось.  Так  продолжалось  до
второго класса семинарии, когда я столкнулся со священником - нашим учителем
Закона Божьего.
   Назидания священника ни в чем меня не убеждали. Я стал часто  спорить  на
уроках. Это раздражало священника. В споры втягивались  и  мои  товарищи  по
классу. Я стал таким яростным спорщиком по вопросу о Боге, что мои  товарищи
стали звать  меня  уже  не  Анастас,  а  Анаствац,  что  по-армянски  значит
"безбожник". В ходе всех этих дискуссий, и особенно размышлений  наедине,  я
как-то окончательно разуверился  в  существовании  Бога.  Правда,  продолжал
исправно учить то, что называлось у нас Законом Божьим. Формально  по  этому
предмету я не был отстающим учеником. Мне  поставили  тройку  и  перевели  в
следующий класс. Эта тройка так и осталась в выпускном аттестате.
   В то время родители не тратили на меня ни одного рубля. Учился я  хорошо,
и Армянское  благотворительное  общество,  которое  занималось  обеспечением
особо  нуждавшихся  семинаристов,  предоставляло  мне  бесплатные  обеды   и
оплачивало комнату, в которой я жил вместе с тремя другими учениками.  Кроме
того,   я   немного   подрабатывал   и   сам,   занимаясь    с    отстающими
учениками-одноклассниками,   имевшими   обеспеченных   родителей.   За   это
репетиторство мне перепадало от 3 до 9 рублей в месяц, а по тем временам для
скромной жизни это было не так уж плохо.

   Моя троюродная сестра Ашхен,  дочь  тетки  Вергинии,  неплохо  училась  в
школе.  Но  как-то  учитель  ее  незаслуженно  обидел.  Ашхен   была   очень
самолюбивой:  она  обиделась  и  перестала  заниматься.   Посыпались   новые
замечания, и, чем чаще она их получала, тем хуже училась, хотя была довольно
способной ученицей. Кончилось дело тем, что она осталась на второй год, а на
следующий учебный год получила по четырем  предметам  переэкзаменовки.  Тетя
Вергиния попросила меня взять Ашхен с собой в деревню и  подготовить  ее  за
лето к переэкзаменовкам, иначе ее могли бы исключить из школы.
   Занимался я с ней по два-три часа  во  второй  половине  дня:  утром  она
выполняла полученные от меня задания. Я был с ней очень строг, никаких бесед
на посторонние темы не вел. Ашхен со своей стороны была очень  старательной,
добросовестно выполняя все задания.
   Должен сказать, что Ашхен очень нравилась моему отцу.  Он  охотно  с  ней
разговаривал, был с ней приветлив и внимателен.

   Я уже говорил, что рано пристрастился к книгам. Читал, все, что  попадало
под руку, первые годы в семинарии - только армянские книги, так как не  знал
еще русского языка.
   С большим интересом читал исторические романы армянского  писателя  Раффи
"Давид-бек", "Самуэл" и другие. Меня увлекала  романтика  борьбы  армянского
народа против чужеземных угнетателей, и романы Раффи оставили заметный  след
в моем сознании.
   С увлечением знакомился я с  творчеством  классика  армянской  литературы
Ованеса Туманяна - моего  великого  земляка  и  родственника,  которого  мне
посчастливилось впоследствии узнать лично. Меня особенно  привлекали  в  его
книгах описания близких мне мест  и  людей  родного  района  Лори.  В  языке
Туманяна я встречал много слов и выражений нашего лорийского диалекта.
   Я  познакомился  с  книгами  Ширван-заде,  Пароняна  и  других   авторов.
Зачитывался  стихами  зачинателя  армянской  пролетарской   поэзии   старого
революционера  Акопа  Акопяна  и  мужественными  стихами  Шушаник  Кургинян,
воспевавшей героизм  людей  революции  и  гневно  осуждавшей  царизм.  Очень
нравились мне тогда - в переводе Кургинян  -  стихи  популярной  итальянской
поэтессы Ады Негри.
   Потом у меня появился интерес к естествознанию.  К  тому  времени  я  уже
настолько овладел русским, что мог свободно читать любые  книги.  Вначале  я
читал популярные  брошюры  по  естествознанию,  потом  книги  К.А.Тимирязева
"Жизнь растения" и Ч.Дарвина "Происхождение видов", "Происхождение  человека
и половой отбор". Они произвели настоящий переворот в моем  представлении  о
возникновении и развитии жизни на Земле. Эти  книги  положили  начало  моему