ать  проявила  некоторую  настойчивость;  что  же  касается   всего
остального, то в течение целой недели, пока горстка войск Принца без оружия,
без боевых припасов и снаряжения, без офицеров и  в  еще  большей  мере  без
дисциплины  стояла  перед   Коньяком,   будучи,   кроме   того,   изнуренной
непрерывными ливнями, унесшими наплавной мост,  который  был  наведен  через
Шаранту для поддержания сообщений  между  войсковыми  квартирами,  защитники
крепости ни разу не воспользовались всеми этими неурядицами, а сидели вместе
с горожанами взаперти, довольствуясь пальбой из-за стен. Принц, извещенный о
том, что город все же вот-вот сдастся, выехал из Бордо и вместе  с  герцогом
Немуром прибыл в лагерь осаждающих. Назавтра после его прибытия граф  Аркур,
извещенный о том, что наплавной мост разрушен, что генерал-майор Нор отрезан
в предместье на том берегу с пятьюстами  людьми  и  что  к  нему  невозможно
прийти на выручку, двинулся на него с двумя тысячами  пехоты  французских  и
швейцарских  гвардейцев,  жандармами  и  легкой  кавалерией  короля,   своей
гвардией и отрядами знати. Он разгромил Нора  на  его  войсковых  квартирах,
почти не встретив сопротивления, и таким образом оказал  помощь  Коньяку  на
виду  у  Принца,  располагавшегося  по  другую  сторону  реки.  Граф   Аркур
ограничился тем, что спас  эту  крепость:  он  позволил  Принцу  уйти  и  не
преследовал отступавших. {29}
     Хотя этот успех сам по себе был малозначителен, тем не менее он окрылил
графа Аркура, который счел, что может преуспеть в еще большем, и, узнав, что
маркиз Эстиссак {30} вернул всю Ла-Рошель, кроме запиравших ее гавань башен,
к повиновению королю, вознамерился отправиться туда со своими войсками,  так
как убедился в расположении тамошних жителей, которые могли  благожелательно
отнестись к нему не только по велению долга, но еще более  из-за  ненависти,
питаемой ими к графу Дюдоньону, своему  губернатору.  По  его  приказу  были
укреплены башни, и он держал в них гарнизон из швейцарцев, не доверяя  почти
никому на свете и рассчитывая найти в этом народе большую верность, нежели в
своем собственном. Но события вскоре показали ему обманчивость его ожиданий,
ибо страх и своекорыстные побуждения толкнули швейцарцев  на  нечто  худшее,
чем то, чего он опасался со стороны французов. Можно не  колеблясь  сказать,
что это недоверие и эта подозрительность графа  Дюдоньона  повели  к  гибели
партию Принца, так как, если бы не они, Принц с самого начала повел  бы  все
свои войска в  ЛаРошель,  чтобы  восстановить  там  старинные  укрепления  и
сделать эту крепость средоточием  всей  войны,  со  всеми  преимуществами  и
удобствами, какие она могла ему предоставить. Однако вместо  этого,  ублажая
ревнивый и непостоянный нрав графа Дюдоньона, он был вынужден праздно сидеть
в Тонне-Шаранте и наблюдать, как у него на глазах берут Ла-Рошель,  даже  не
решаясь  предложить  свою  помощь.  Впрочем,  верно   и   то,   что   слабое
сопротивление гарнизона башен не дало ему подумать на досуге над этим; да  и
граф  Аркур,  приведя  свои  войска  в  Ла-Рошель,  при  поддержке   маркиза
Эстиссака, только что наделенного королем губернаторствами графа  Дюдоньона,
нашел тамошних жителей  расположенными  оказать  ему  всяческое  содействие,
какое только он мог пожелать. Тем не менее башни могли  бы  задержать  графа
Аркура на какое-то время, если бы швейцарцы показали себя столь же  храбрыми
и преданными, какими они представлялись графу  Дюдоньону;  но  вместо  того,
чтобы  соответствовать  его  ожиданиям,  всего   лишь   после   трехдневного
сопротивления, услыша объявление графа Аркура, что никто из них не будет  им
пощажен, если они предварительно не заколют своего коменданта по имени Бесс,
швейцарцы не только не пришли  в  ужас  от  подобного  требования,  но  даже
вменили себе в обязанность его выполнить. Названный Бесс,  надеясь  найти  в
графе Аркуре больше сострадания, чем  между  своими  солдатами,  бросился  с
верхушки башни, весь израненный, в воду гавани, моля о сохранении ему жизни,
чего не смог, однако, добиться, ибо граф Аркур  приказал  прикончить  его  у
себя на глазах, и ничто не могло побороть его непреклонность  -  ни  просьбы
собственных офицеров, убеждавших  помиловать  Бесса;  ни  столь  прискорбное
зрелище. Потеря этой крепости и  то,  что  ей  даже  не  попытались  помочь,
уронили в общем мнении оружие Принца, и ему приписали неверие в  собственные
войска, тогда как на самом деле  то  была  лишь  излишняя  щепетильность,  к
которой его принудили непрерывные подозрения графа Дюдоньона.  Впрочем,  эта
потеря только усугубила их,  и,  вообразив,  что  примеру  этого  укрепления
последуют остальные подчиненные ему крепости, граф укрылся в Бруаже и  вышел
оттуда только после того, как договорился с двором.
     Граф  Аркур,  ободренный  этими  успехами   и   усилившийся   благодаря
присоединению   к   нему   новых   войск,   решил   двинуться   на   Принца,
располагавшегося в Тонне-Таранте, но Принц, хорошо понимая,  что  его  армия
как численностью, так и вследствие малой дисциплинированности намного слабее
королевской, рассудил, что ему не следует дожидаться ее на этой позиции,  и,
перейдя реку ночью по наплавному  мосту,  отошел  в  Бержери,  отстоящий  на
пол-лье от Тонне-Шаранта. Королевские войска, удовольствовавшись тем, что  в
предыдущий  день  отогнали   и   разбили   два   неприятельских   эскадрона,
предоставили Принцу время, достаточное, чтобы взорвать башню Тонне-Шаранта и
беспрепятственно уйти за реку в Бержери. Граф  Аркур  упустил  блистательную
возможность сразиться с  отходившим  и  уже  наполовину  переправившим  свои
войска   Принцем.   На   следующий   день    обстоятельства    еще    больше
благоприятствовали графу Аркуру, но он снова не сумел  ими  воспользоваться.
Случилось,  что  Принц  всецело   положился   на   исполнительность   одного
генерал-майора, которому приказал разрушить наплавной мост,  и  притом  так,
чтобы его нельзя было восстановить. Уверенный в том, что все  будет  сделано
как полагается, он разместил свои войска на нескольких отдельных  квартирах,
причем и