| |
дное и опасное. Ибо, видя, что Коадъютор в своей вражде к нему
по-прежнему не останавливается ни перед чем и, преследуя свои цели, а также
из тщеславия, старается чинить ему помехи во всем, Принц решил приказать,
чтобы Коадъютора похитили и увезли из Парижа в одну из крепостей Принца.
Сколь бы неосуществимым этот замысел ни казался, Гурвиль взялся за его
исполнение, предварительно получив соответствующее, написанное рукою Принца
и подписанное им приказание, и он, без сомнения, успел бы в своем
предприятии, если бы Коадъютор, приехав однажды вечером в особняк де Шеврез,
отбыл оттуда в той же карете, которая его привезла. Но так как он отослал ее
вместе со своими людьми, нельзя было наверное установить, в какой именно он
уедет. Таким образом, это дело затянулось на несколько дней, а затем и вовсе
было раскрыто, потому что почти невозможно, чтобы те, чьими услугами в
подобных случаях приходится пользоваться, были в достаточной мере скромны и
удовольствовались лишь теми сведениями, которые им хотят сообщить, или
достаточно преданы и скрытны, чтобы надежно выполнить то, что им доверили.
{23}
Итак, все со всех сторон вело к развязыванию войны. Г-н де Шатонеф,
возглавлявший тогда Совет, побудил двор отправиться в Бурж, и присутствие
короля сразу же привело этот город к покорности его воле. Прослышав об этой
одержанной двором с первого шага победе, принц Конти, г-жа де Лонгвиль и г-н
де Немур оказались в необходимости покинуть со своими войсками Мурон и
удалиться в Гиень. Они оставили шевалье Ларошфуко {24} при смерти, и он умер
в день их выступления. Все, знавшие шевалье, имели основания его оплакивать,
ибо, не говоря уж о том, что у него были все необходимые для человека его
положения качества, немного найдется людей столь юного возраста, которые
явили бы столько свидетельств безупречности поведения, преданности и
бескорыстия и притом в столь важных и опасных обстоятельствах, какие выпали
на его долю. В крепости, чтобы принять начальствование над нею, остался
маркиз Персан. {25} Она была обложена небольшим соединением королевской
армии, которое было расквартировано в Сент-Амане и которым командовал
генерал-лейтенант Палюо. {26} Затем двор двинулся дальше и остановился в
Пуатье. Г-н де Шатонеф настаивал на его переезде в Ангулем. Он считал, что
единственным поводом к гражданской войне был вопрос о возвращении Кардинала,
и хотел воспользоваться его отсутствием, чтобы закрепиться на своем месте.
Он также указывал, что при зарождении беспорядков, присутствие короля -
могущественное средство к удержанию народа в повиновении, что власть Принца
над Гиенью и бордосским парламентом еще не упрочена и что, приблизившись к
Принцу, можно с легкостью расстроить его замыслы, которые, напротив,
окрепнут из-за пребывания двора вдалеке от него. Но советы г-на де Шатонефа
внушали слишком сильное подозрении Кардиналу, чтобы им следовали в Пуатье
без предварительного рассмотрения в Кельне. А так как надлежало ждать его
указаний, то промедление с их доставкой и их противоречивость постоянно
повергали двор в нерешительности и в этой неопределенности удерживали его в
Пуатье вплоть до случившегося вскоре возвращения Кардинала.
Что касается лагеря Принца, то сюда прибыл барон Баттвиль {27} с
испанской эскадрою в составе восьми боевых кораблей и нескольких брандеров,
вошедшей в реку, на которой стоит Бордо. Барон Баттвиль укрепил Тальмон, где
размещался пехотный отряд численностью в полторы тысячи человек; город Сект,
не оказав сопротивления, сдался; Тайбур со своим мостом через Шаранту был
достаточно хорошо укреплен. Таким образом, за исключением Коньяка, Принц
держал в своих руках всю реку вплоть до Ангулема. Граф Жонзак, {28}
наместник короля в Сентонже и королевский комендант Коньяка, все еще не
зная, кому отдать предпочтение, укрылся в этой крепости, дабы, располагая
ею, улучшить свое положение в партии, к которой в конце концов он решится
примкнуть. Охваченный этими колебаниями, он вошел в письменные сношения с
Принцем и написал ему в таком роде, который подал тому основание счесть, что
единственное, чего он добивается, - это соблюсти некоторую
благопристойность, и что он не замедлит передать Принцу город, если будет
создана видимость, что его собираются осадить. Скорее в надежде на это, чем
трезво рассчитав свои силы, тогда еще очень малые, Принц проникся намерением
двинуться на Коньяк. Он понимал, насколько для него важно внушить почтение к
своему оружию, но он хорошо знал и то, что при нехватке войск и всего
необходимого для осады, лишь в отношении этого города он может достигнуть
успеха. И вот, основывая свои надежды исключительно на его коменданте, он
повелел герцогу Ларошфуко выехать из Бордо и собрать вместе всех, готовых к
выступлению на противника, которых набралось всего-навсего три пехотных
полка и триста кавалеристов, и отдал ему приказ отправиться осадить Коньяк,
куда со всеми своими войсками должен был подойти и принц Тарентский.
Слух об этом походе распространился повсюду, и все, что можно было
вывезти из поместий, спешно отослали в Коньяк. Там же укрылось и много
знати, чтобы выказать свое рвение к королевской службе и, что еще вероятнее,
самолично оберегать свое переправленное туда добро. Это значительное число
дворян легко удержало горожан в верности долгу и заставило их решиться
запереть городские ворота в надежде на то, что вскоре им будет оказана
помощь генералом королевской армии графом Аркуром, уже приближавшимся к
городу. Но, не очень-то доверяя графу Жонзаку, подозревая его почти столько
же в малодушии, сколько и в том, что он подкуплен Принцем, они пристально
следили за ним и так выразительно указали ему на безусловную необходимость
служить королю, что он решил, в конце концов, оборонять крепость, можно
сказать, лишь потому, что ему не позволили ее сдать. Впрочем, лишь в этом
одном з
|
|
