форс поступили так  же,  а  принц  Тарентский,  вступив  в  Тайбур,
известил Принца о том же. С г-ном д'Арпажоном дело обстояло сложнее: он и  в
этом случае предпочел держаться того самого поведения, из которого успел уже
ранее, во время заточения принцев, извлечь для себя немалые выгоды, выдвинув
заведомо неприемлемые условия, а когда увидел, что  дело  Принца  проиграно,
договорился с двором.  Тем  временем  герцог  Ларошфуко  довел  до  сведения
герцога Буйонского о происшедшем  в  бордоском  парламенте  и  указал,  что,
поскольку желательные для него условия налицо, ожидают, что  и  он  поступит
соответственно своим обещаниям. Герцог Буйонский довольно долго уклонялся от
прямого ответа, стремясь ладить с не скупившимся на щедрые посулы  двором  и
вместе с тем не порывать с Принцем, в котором у него могла явиться нужда. Он
видел и то, что г-н де Тюренн, с которым, как он считал,  неразрывно  связан
общностью интересов, отказывается выступить на  стороне  Принца;  что  принц
Тарентский, несмотря на это, примкнул к нему,  а  маркиз  Лафорс  продолжает
оставаться  заодно  с  г-ном  де  Тюренном.  Герцог  также  предвидел,  что,
поскольку его не поддержит брат {21} и прочие, кого я назвал и  за  кого  он
поручился пред герцогом Ларошфуко,  его  влияние  в  стане  тех,  с  кем  он
собирался объединиться, уменьшится и что Принц, возможно,  отплатит  за  то,
что г-н де Тюренн и он смогли бы в будущем  для  него  сделать,  не  большей
признательностью, нежели та, какой он отплатил им за прошлое.  Больше  того,
он хорошо понимал, что придется заключить новое соглашение с Принцем, и при-
том менее выгодное, нежели то, о котором они предварительно договорились,  и
в конце концов все эти соображения вместе с обещаниями  двора,  поддержанные
влиянием и  ловкостью  г-жи  де  Буйои,  располагавшей  властью  над  мужем,
помешали ему последовать своему первому побуждению и примкнуть к Принцу. Но,
чтобы выйти из этого затруднения, он захотел взять на себя посредничество  в
примирении Принца с двором и  после  нескольких  проведенных  им  наедине  с
королевою  и  посвященных   этому   совещаний   отослал   обратно   Гурвиля,
направленного  к  нему  с  письмами  герцогом  Ларошфуко,  поручив   Гурвилю
предложить Принцу все, испрошенное тем для себя и своих друзей. Кроме  того,
Принцу предоставлялось начальствование над Блэ и не предъявлялось каких-либо
иных условий,  кроме  перечисленных  господами  Сервьеном  и  де  Лионном  в
предварительном проекте соглашения, который был составлен в Париже по выходе
Принца из заключения и о котором я уже говорил.
     Помимо этого, г-н де  Шатонеф  намеревался  предложить  через  того  же
Гурвиля другие условия примирения, но поскольку они клонились к тому,  чтобы
воспрепятствовать возвращению  Кардинала,  он  не  мог  противопоставить  их
предложениям королевы, сообщенным ею через герцога Буйонского. Что  касается
самого г-на де Шатонефа, то он изъявлял готовность безраздельно объединиться
с Принцем и предоставить ему в руководстве государственными  делами  столько
участия, сколько тот пожелает, лишь после падения Кардинала. От имени  двора
Принцу также было предложено дать согласие на свидание с герцогом Орлеанским
в городе Ришелье, дабы они сообща обсудили  условия,  на  которых  могло  бы
состояться  чистосердечное  примирение,  причем   двор,   видимо,   искренне
стремился его достигнуть. Но, к несчастью для Франции и  самого  Принца,  он
остался глух к этим призывам и отверг столько благоприятных возможностей,  и
как бы значительны и существенны ни были предложения королевы, они вызвали в
нем раздражение, потому что были сделаны при посредстве герцога  Буйонского.
Он рассчитывал, что тот и г-н де Тюрснн будут обладать в его партии  большим
весом, и находил, что  никто,  кроме  них,  не  сможет  защитить  укрепления
Бельгарда и Стене. Он видел, что его прежние войска, оставленные им  с  тем,
чтобы их возглавил г-н де Тюренн, становились там решительно бесполезными  и
им угрожала опасность либо распасться, либо подвергнуться разгрому; он также
видел,  что  меры,  принятые  им  совместно  с  испанцами  для   обеспечения
безопасности его крепостей в Шампани, ничего не дадут, и что ни его  войска,
ни испанцы не станут оказывать никакому военачальнику, который мог бы занять
этот пост, такое же доверие и уважение, с каким они  относились  к  г-ну  де
Тюренну. Все  это  чувствительно  беспокоило  Принца,  хоть  он  и  старался
совладать с охватившей его досадой. И все же он весьма сухо ответил  герцогу
Буйонскому: он написал, что теперь больше не время выслушивать  предложения,
осуществить которые заведомо не хотят; чтобы  герцог,  соответственно  своим
обещаниям, открыто встал на его сторону; чтобы г-н де Тюренн  возглавил  его
выступившие в Стене войска и  что  лишь  после  этого  он  сочтет  возможным
рассмотреть предложения двора и заключить надежное и почетное соглашение. Он
поручил  Гурвилю  доставить  этот  ответ  и  изложить  герцогу   Орлеанскому
соображения, вынудившие его отказаться от свидания в Ришелье. Главнейшие  из
них состояли в  следующем:  это  совещание  намечалось  отнюдь  не  с  целью
заключить мир, а лишь для того, чтобы помешать ему устоять в войне; что в то
самое время, когда все сословия государства вот-вот выступят  против  двора,
когда испанцы готовятся  оказать  существенную  помощь  людьми,  деньгами  и
кораблями, его хотят втянуть в  гласные  переговоры,  один  слух  о  которых
сорвал бы проводимые им наборы в войска  и  изменил  бы  умонастроение  всех
собирающихся примкнуть к его партии.
     Помимо этих общих причин были и другие, особого  рода,  не  позволявшие
Принцу верить в благожелательность герцога Орлеанского, и среди  них  -  его
тесная связь с коадъютором Парижским, заклятым врагом Принца и  его  партии,
снова  сблизившимся  с  двором,  который  заверил  его,  что   добудет   ему
кардинальскую шляпу.  {22}  Это  последнее  обстоятельство  крайне  заботило
Принца и  повело  к  тому,  что  возложенные  им  на  Гурвиля  поручения  не
ограничились только что мною отмеченными и что к ним он  добавил  еще  одно,
более тр