| |
дом, где в то время болела моя жена, и пообещал королеве успокоить
г-жу де Шеврез и передать ей все, что мне поручалось. Пока я беседовал с
королевой и пока она не исчерпала всего, что собиралась сказать, у дверей ее
комнаты, дабы нас не застали врасплох, находилась только ее статс-дама г-жа
де Сенесе {55} - моя родня и приятельница. Но тут вошел г-н де Нуайе {56} с
бумагой, принесенной им королеве на подпись: в ней были пространно изложены
правила ее поведения в отношении короля. Увидев г-на де Нуайе, я тотчас же
откланялся королеве и вслед за тем отправился откланяться королю.
Двор тогда пребывал в Шантийи, а Кардинал - в Руайомоне; мой отец
находился при короле. Он торопил меня с отъездом, опасаясь, как бы моя
преданность королеве не навлекла на нас новых неприятностей. Он и г-н де
Шавиньи {57} привезли меня в Руайомон. И тот и другой не преминули красочно
изобразить мне опасности, в которые могло повергнуть нашу фамилию мое
поведение, уже давно неприятное королю и внушавшее подозрения Кардиналу, и
они решительно заявили, что мне никогда больше не видеть двора, если я
позволю себе отправиться в Тур, где была г-жа де Шеврез, и если не порву с
ней отношений. Это столь недвусмысленное приказание поставило меня в крайне
трудное положение. Они предупредили меня, что за мною следят и что все мои
поступки станут досконально известны. Но поскольку королева настоятельно
просила меня подробно сообщить г-же де Шеврез о допросе, который снял с нее
Канцлер, я не мог освободить себя от обязанности известить герцогиню обо
всем происшедшем. Я дал моему отцу и г-ну де Шавиньи обещание, что ее не
увижу; я и вправду не виделся с нею, но попросил Крафта, {58} английского
дворянина, нашего общего друга, уведомить ее от моего имени, что мне
запрещено ее видеть и что крайне необходимо, чтобы она прислала ко мне
верного человека, через которого можно было бы передать все то, что я
сообщил бы ей при свидании, если бы посмел выехать в Тур. Она выполнила мое
пожелание и была оповещена обо всем, сказанном королевою Канцлеру, равно как
и о данном им слове оставить ее и г-жу де Шеврез в покое при условии, что
всякие сношения между ними будут прекращены.
Это спокойствие длилось для них, однако, недолго. И все - из-за нелепой
ошибки, снова обрушившей на г-жу де Шеврез несчастья, которые преследовали
ее в течение десяти или двенадцати лет и которые из-за целой цепи
неотвратимых случайности стали также причиною моих собственных. В те дни,
когда Канцлер допрашивал в Шантийи королеву и она так страшилась за свою
собственную судьбу, опасалась она и того, как бы не подверглась
преследованиям г-жа де Шеврез. И вот м-ль де Отфор условилась с г-жой де
Шеврез, что если она пришлет ей часослов и зеленом переплете, то это будет
знаком, что дела королевы оборачиваются благоприятно и что все обойдется; но
если присланный часослов будет переплетен в красное, то это явится
предупреждением г-же де Шеврез, чтобы она позаботилась о своей безопасности
и возможно поспешнее покинула королевство. Не знаю, кто из них допустил
ошибку, но только взамен часослова, долженствовавшего ее успокоить, г-жа де
Шеврез получила тот, который поселил в ней уверенность, что и она, и
королева погибли. И вот, ни с кем предварительно не посоветовавшись и не
вспомнив о сделанном мной сообщении, г-жа де Шеврез решила перебраться в
Испанию. Она доверила свою тайну архиепископу Турскому, {59}
восьмидесятилетнему старцу, уделявшему ей больше внимания, чем
приличествовало человеку его возраста и сана. Происходя из Беарна и имея
родню на испанской границе, он вручил г-же де Шеврез указания, каким путем
ей надлежит следовать, и рекомендательные письма, которыми счел нужным
снабдить ее. Она переоделась в мужское платье и верхом пустилась в дорогу,
не имея при себе женщин и сопровождаемая только двумя мужчинами. В спешке
отъезда она забыла, сменяя одежду, о врученных ей архиепископом Турским
путевых указаниях и рекомендательных письмах и не взяла их с собой, что
обнаружила, лишь проехав пять или шесть лье. Это досадное обстоятельство
заставило ее отказаться от первоначального плана, и, не зная, куда
направиться дальше, она и ее спутники, все на тех же конях, добрались за
день до места, отстоявшего на одно лье от Вертея, {60} где я тогда
находился. Она прислала ко мне одного из своих людей, чтобы он рассказал о
ее плане пробраться в Испанию, о том, что она потеряла запись своего
маршрута и что, страшась, как бы ее не узнали, настоятельно просит меня не
видеться с нею, но дать ей верных людей и снабдить лошадьми. Я немедленно
выполнил ее пожелания и собирался в одиночку выехать ей навстречу, чтобы в
точности узнать от нее самой, каковы причины ее отъезда, столь несообразного
с тем, о чем я ее недавно поставил в известность. Но так как мои домашние
видели, что я с глазу на глаз разговаривал с каким-то не захотевшим назвать
себя человеком, они сразу же пришли к выводу, что у меня произошла какая-то
ссора, и не было ни малейшей возможности отделаться от многих дворян,
которые изъявили желание отправиться вместе со мной и которые, быть может,
узнали бы г-жу де Шеврез. Итак, я с нею не встретился. Ее благополучно
проводили в Испанию, преодолев тысячу опасностей, причем некая дама, у
которой она остановилась проездом, сочла ее более целомудренной и более
жестокой, чем это свойственно мужчинам такой наружности. С границы она
переслала мне с одним из моих людей драгоценности стоимостью в двести тысяч
экю, прося меня принять их как дар, если она умрет, или возвратить, если она
об этом попросит. На следующий день {61} после отъезда г-жи де Шеврез в Тур
прибыл отправленный ее мужем, нарочный, чтобы сообщить ей то, о чем я ее уже
известил, а именно, что дело королевы улажено. Больше того, ему было
поручено передать г-же де Шеврез поклон от имени Кардинала. Этот нарочный,
пораженн
|
|
