из-за раздумий подобного рода Принц колебался, королева отнюдь  не
отказалась от своего замысла и так же горячо желала  вступить  с  Принцем  в
переговоры, рассчитывая либо добиться его полного и окончательного  перехода
на ее сторону и тем  самым  обеспечить  возвращение  Кардинала,  либо  снова
навлечь на него подозрения всех его друзей и приверженцев. В этих видах  она
поторопила принцессу Пфальцскую добиться  от  Принца  разъяснений,  чего  он
хотел  бы  для  себя  и  своих  друзей,  и  подала  ей  такую   надежду   на
удовлетворение его пожеланий, что эта принцесса убедила его наконец решиться
начать переговоры и тайно  свидеться  у  нее  с  господами  Сервьеном  и  де
Лионном. Принц пожелал, чтобы при этом присутствовал и герцог Ларошфуко, что
тот и сделал совместно с принцем Конти и г-жой де Лонгвиль.
     Первый  проект  соглашения,   представленный   принцессою   Пфальцской,
предусматривал, что Принцу будет дана Гиень, {7}  а  должность  генерального
наместника в ней - тому из его приверженцев, кого он сам назовет, тогда  как
губернаторство Прованс -  принцу  Конти;  {8}  что  будут  розданы  денежные
награды всем, державшим сторону Принца; что от него потребуется только одно:
выехать в свое губернаторство, взяв с собой для обеспечения безопасности  те
подразделения своих войск, какие он сам изберет; что, пребывая  там,  он  не
обязан содействовать возвращению кардинала Мазарини, но не должен  вместе  с
тем и препятствовать этому, и уж во  всяком  случае  Принц  волен  быть  его
другом или  врагом,  смотря  по  тому,  что  подскажет  ему  образ  действий
Кардинала. Эти условия были не только подтверждены, но и дополнены господами
Сервьеном и де Лионном, ибо на выраженное  Принцем  желание,  чтобы  герцогу
Ларошфуко была  предоставлена  должность  генерального  наместника  Гиени  с
передачей  в  его  ведение  также  Блэ,  они  ответили  как   нельзя   более
обнадеживающим образом. Правда, они попросили предоставить им  время,  чтобы
договориться  о  губернаторстве  Прованс  с  герцогом  Ангулемским   {9}   и
окончательно склонить королеву к согласию относительно  Блэ,  но,  вероятно,
это было сделано ими, чтобы доложить Кардиналу о ходе переговоров и получить
от  него  дальнейшие  указания.  Они  также  коснулись  причин   неодобрения
королевою женитьбы принца Конти на м-ль де Шеврез, но им не  дали  подробнее
остановиться  на  этом  и  ограничились  разъяснением,  что   обязательства,
принятые на этот счет по отношению к г-же де  Шеврез,  слишком  определенны,
чтобы заниматься поисками благовидных предлогов для их нарушения.  По  этому
пункту господа Сервьен  и  де  Лионн  не  стали  настаивать.  Таким  образом
создалось впечатление, что соглашение между  королевой  и  Принцем  -  дело,
можно сказать, решенное.
     Они оба в равной мере  были  заинтересованы  в  сохранении  тайны  этих
переговоров. Королеве приходилось соблюдать осторожность, чтобы  не  усилить
недоверия герцога Орлеанского и фрондеров,  тем  более  что  она  готовилась
вскоре  поступить,  и  притом  без  всякого  объяснения,  вопреки  своим  же
направленным   Парламенту   заявлениям,   предусматривавшим    Невозвращение
Кардинала. {10} Принц со своей  стороны  должен  был  принимать  не  меньшие
предосторожности, поскольку молва о его соглашении с королевою, заключенном,
как справедливо сочли бы его друзья  и  приверженцы,  за  их  спиною,  могла
явиться причиною отпадения от него герцога Буйонского и г-на де  Тюренна.  К
тому же Принц опасался, как бы,  наново  порвав  с  фрондерами  и  г-жой  де
Шеврез, не оживить в памяти Парламента и народа  страшных  картин  последней
Парижской войны. Таким образом, эти переговоры в течение некоторого  времени
не получили огласки, но тот, кого избрали для их  завершения,  вскоре  подал
поводы к их разрыву и довел  дело  до  крайностей,  свидетелями  которых  мы
впоследствии стали.
     Между тем, хотя принцы были уже на  свободе,  собрание  знати  {11}  не
разошлось и продолжало заседать, используя  для  этого  различные  предлоги.
Прежде  всего  дворянство  потребовало  восстановления  своих  привилегий  и
устранения кое-каких  отдельных  непорядков,  но  истинной  его  целью  было
добиться созыва Генеральных штатов, что и впрямь являлось бы самым  надежным
и безболезненным  средством  восстановления  древних  основ  государства,  с
некоторых пор, как представлялось, вконец расшатанных чрезмерным могуществом
временщиков. Последовавшие события с очевидностью показали,  насколько  этот
исходивший от знати  проект  был  бы  полезен  для  королевства.  Но  герцог
Орлеанский и Принц, не понимая своих подлинных интересов и стремясь  угодить
двору и  Парламенту,  в  равной  мере  боявшихся  влиятельности  Генеральных
штатов, не только не поддержали требований знати и не  заслужили  тем  самым
признательности за установление общественного спокойствия, но помышляли лишь
о способах распустить собрание и  сочли  свой  долг  до  конца  исполненным,
добившись от двора обещания  созвать  Генеральные  штаты  через  полгода  по
достижении королем совершеннолетия. {12} За этим пустым обещанием последовал
самороспуск собрания.
     Двор в  ту  пору  разделялся  на  несколько  группировок,  но  все  они
сходились в стремлении воспрепятствовать возвращению  Кардинала.  Однако  их
образ действий был различен: фрондеры открыто заявляли о своей  враждебности
к Кардиналу, но хранитель печати де Шатонеф выказывал преданность  королеве,
хотя и был смертельным врагом Кардинала. Он находил, что нет лучшего способа
держать Кардинала вдали и занимать его место, как делая вид,  что  неизменно
разделяешь мнения королевы. Она же во всем  отдавала  отчет  пребывавшему  в
изгнании Кардиналу, {13} и  его  отсутствие  служило  лишь  к  усилению  его
власти. Но так как его указания доходили медленно и нередко одно  отменялось
другим, эта противоречивость вносила такую путаницу в государственные  дела,
что разобраться в ней не было ни малейшей возможности.
     Меж