койного  короля   сохранял   преданность   королеве;   их   назвали
Высокомерными. Хотя в эту группу пошли люди  различных  взглядов,  звания  и
рода занятий,  все  они  сговорились  между  собой  быть  врагами  кардинала
Мазарини,  прославлять  воображаемые  добродетели  герцога  Бофора  и   быть
блюстителями превратно понимаемой  ими  чести,  право  устанавливать  кодекс
которой присвоили себе Сент-Ибар, Монтрезор, граф Бетюн и некоторые  другие.
На свою беду я был с ними в дружеских отношениях, не  одобряя,  впрочем,  их
поведения. Встречаться с кардиналом Мазарини было в их глазах преступлением,
но я во всем зависел от королевы, а она уже как-то приказала мне свидеться с
ним и настойчиво выражала желание, чтобы я виделся с ним и впредь. Поскольку
мне хотелось избегнуть осуждения Высокомерных, я  молил  королеву  одобрить,
чтобы  учтивость,  которую  она  мне  предписывала,  простиралась  лишь   до
известных пределов и чтобы мне  было  позволено  заявить  Кардиналу,  что  я
пребуду его покорным слугой и доброжелателем, пока  он  по-настоящему  будет
печься о государстве и о службе королеве, но что перестану быть таковым, как
только он станет поступать вразрез с тем, что  должно  ожидать  от  человека
порядочного и достойного того положения, которым она почтила его. Все, что я
говорил, королева нашла превыше всяких похвал, и то же самое, слово в слово,
я повторил Кардиналу, которому угодил, видимо, не в пример меньше и  который
позже побудил ее усмотреть злокозненность в том.  что,  предлагая  ему  свою
дружбу, я поставил ее в зависимость от стольких условий. Впрочем, тогда  она
даже не намекнула на это и выразила мне свое полнейшее одобрение.
     Я  выехал  навстречу  г-же  де  Шеврез  и  нашел  ее  в  Руа.  Монтегю,
англичанин, прибыл туда прежде меня с поручением Кардинала  передать  ей  от
его имени всяческие любезности и посулы, которые  могли  бы  склонить  ее  к
дружелюбию и привлечь на его сторону. Она попросила  меня  воздерживаться  в
присутствии Монтегю от откровенных суждений. Я изобразил ей,  насколько  мог
точно, положение дел: рассказал об отношении королевы к кардиналу Мазарини и
к ней самой; я предупредил, что нельзя судить о дворе по ее давним  знакомым
и неудивительно, если она обнаружит в нем множество перемен; посоветовал  ей
руководствоваться вкусами королевы, поскольку та,  вероятно,  их  не  станет
менять; я указал, что Кардинала не обвиняют ни в каком преступлении и что он
не причастен к насилиям кардинала Ришелье; что, пожалуй, лишь он один сведущ
в иностранных делах; что у него нет родни во Франции; что он слишком хороший
придворный, чтобы не постараться завлечь ее всем, чем только сможет, и  что,
если он это сделает, на мой взгляд, ей  подобает  принять  его  предложения,
дабы его поддерживать, буде он окажется верен исполнению своего  долга,  или
воспрепятствовать ему от него отклониться. Я также добавил,  что  не  так-то
просто найти людей, настолько известных своими способностями  и  честностью,
чтобы можно  было  отдать  им  предпочтение  перед  кардиналом  Мазарини.  Я
обратился к ней с настоятельным увещанием никоим  образом  и  ни  при  каких
обстоятельствах не подавать ни малейшего  повода  королеве  подумать,  будто
она, г-жа де Шеврез, возвратилась с намерением руководить ею, ибо это и есть
главнейшее обвинение, коим чаще всего пользуются враги герцогини,  чтобы  ей
повредить. Я указал, что ей надлежит направить все свои  помыслы  только  на
то, чтобы снова занять в уме и сердце  королевы  то  место,  которое  у  нес
попытались отнять, и оказаться в состоянии защитить  или  свалить  Кардинала
смотря по тому, будет ли более  полезным  для  общества  сохранение  за  ним
власти или его низложение.
     Г-жа де Шеврез заявила, что будет неуклонно следовать моим советам. Она
прибыла ко двору в этой решимости, и, хотя была принята королевою со многими
изъявлениями дружбы, мне было  нетрудно  заметить  различие  между  радостью
королевы по случаю свидания с нею и  той,  какую  она  когда-то  испытывала,
беседуя со мною  о  герцогине.  Г-жа  де  Шеврез,  однако,  этого  различия,
естественно, не заметила и возомнила, что ее присутствие мигом  развеет  все
то, в чем против нее преуспели ее враги. Герцог  Бофор  и  Высокомерные  еще
больше укрепили ее в этой мысли, и  они  решили,  что  объединенными  силами
легко  справятся  с  кардиналом  Мазарини  прежде,   чем   он   окончательно
утвердится, Этот союз и некоторые явленные королевой свидетельства  нежности
и доверия побудили г-жу де Шеврез рассматривать все  хитроумные  подольщения
Кардинала как доказательства его слабости, и она вообразила, что достаточным
ответом на них будет не выказывать ему открытой враждебности и что для того,
чтобы его неприметно свалить, не требуется ничего больше, как  вернуть  г-на
де Шатонефа. Его здравый смысл  и  многолетний  опыт  в  делах  были  хорошо
известны королеве; он претерпел суровое заключение за приверженность к  ней;
он был тверд и решителен; он любил государство и более, чем кто-либо другой,
был  способен  восстановить  старинную  форму  правления,  которую  кардинал
Ришелье начал изничтожать; он  был  теснейшим  образом  связан  с  г-жой  де
Шеврез, и она отлично знала вернейшие  способы  подчинить  его  своей  воле.
Итак,  она  принялась  настойчиво  добиваться  его  возвращения  и  так   же
настойчиво  хлопотать  о  предоставлении  герцогу   Вандому   его   прежнего
губернаторства Бретань {23} или о пожаловании ему, как возмещение  за  него,
должности генерал-адмирала. Тогда же, чтобы рассчитаться со мной за все, чем
она почитала себя обязанной мне, и вместе с тем создать в обществе  выгодное
мнение о присущем ей чувстве благодарности и о своей  влиятельности,  она  с
горячностью  предложила  королеве  изъять  из  рук  герцога   Ришелье   {24}
управление Гавром и передать его мне, на  что  королева  изъявила  согласие.
Посредством этого полезного для королевы назначения г-жа де Шеврез сотворила
бы мне добро и одновременно чувствительно задела бы родню кардинала Ришелье.
Королева, однако, не была в  состоянии  предпринять  столь  важный  шаг  без
одобрени