немецких оккупантов, занявших Украину. Белые банды захватывают один за другим 
близлежащие от Царицына пункты и не только срывают возможность заготовки хлеба 
для Москвы и Петрограда, но и создают прямую угрозу Царицыну.
 С первого же взгляда Сталин понял, что прежде всего он должен взять военное 
командование из рук колеблющихся и беспомощных. 11 июля 1918 года он 
телеграфирует Ленину: «Дело осложняется тем, что штаб Северокавказского округа 
оказался совершенно неприспособленным к условиям борьбы с контрреволюцией. Дело 
не только в том, что наши «специалисты» психологически неспособны к решительной 
войне с контрреволюцией, но также в том, что они как «штабные» работники, 
умеющие лишь «чертить чертежи» и давать планы переформировки, абсолютно 
равнодушны к оперативным действиям … и вообще чувствуют себя как посторонние 
люди, гости».
 Сталин не такой человек, чтобы ограничиться констатированием фактов. Надо 
действовать, – и он действует. «Смотреть на это равнодушно, когда фронт 
Кальнина (на Северном Кавказе) оторван от пункта снабжения, а север – от 
хлебного района, считаю себя не в праве. Я буду исправлять эти и многие другие 
недочеты на местах, я принимаю ряд мер и буду принимать вплоть до смещения 
губящих дело чинов и командиров, несмотря на формальные затруднения, которые 
при необходимости буду ломать. При этом понятно, что беру на себя всю 
ответственность перед всеми высшими учреждениями».
 Москва отвечает: Да, поставьте на ноги всю организацию … «навести порядок, 
объединить отряды в регулярные части, установить правильное командование, 
изгнав всех неповинующихся» (из телеграммы РВС Республики с надписью: 
«Настоящая телеграмма отправляется по согласованию с Лениным»).
 В момент, когда эта общая директива, – три строки, возлагающие на него 
колоссальные задачи, – дошла до Сталина, положение еще более осложнилось: к 
Царицыну подошли остатки украинских революционных армий, отступающих под 
натиском германских войск через донские степи.
 Выправить такое положение – казалось невозможным. Огненная воля Сталина 
берется за это. Словно из земли вырастает Революционный военный совет, который 
немедленно приступает к организации регулярной армии. В течение самого 
короткого времени создаются дивизии, бригады и полки. Штаб, органы снабжения, 
тыловые учреждения, а также советский и партийный аппарат – очищаются от 
контрреволюционных элементов. В Царицыне все же нашлось достаточно старых 
надежных большевиков, чтобы осадить контрреволюционеров и разделаться с ними. И 
вот дело пошло: все наладилось, на границе донского контрреволюционного пятна 
создался четкий и крепкий Красный штаб, готовый отразить всех бандитов – 
отечественных и иностранных.
 Но это еще не все. Город был переполнен белогвардейцами. Эсеры, террористы и 
махровые монархисты открыто сговаривались друг с другом. (Постоянное, 
неизменное деловое сотрудничество так называемых «подлинных революционеров» с 
худшими врагами революции, – они соревновались между собою в том, кто нанесет 
революции более чувствительный удар, – комментариев не требует).
 Царицын был убежищем, где нашла себе приют сбежавшая буржуазия. Там она, почти 
не скрываясь, снюхивалась с белым офицерством и открыто разгуливала по улицам и 
общественным садам, где гремели оркестры. Царицын был центром заговоров на 
глазах у всех.
 Он перестал быть таким центром. Реввоенсовет во главе со Сталиным создает 
специальную Чека, чтобы разделаться с этой публикой. Повсюду с удвоенной 
яростью свирепствовала гражданская война, со всех сторон лихорадочно усиливали 
свою деятельность иностранные душители революции, и дня не проходило, чтобы не 
раскрывался какой-нибудь подлый заговор.
 Об этом периоде рассказывает в белогвардейском журнале «Донская волна» от 3 
февраля 1919 года некто Носович, – предатель, служивший в советском штабе 
начальником оперативного управления и перебежавший в красновскую армию. Он 
вынужден воздать должное Сталину: когда события сорвали всю работу по заготовке 
и отправке продовольствия, – оказалось, что «не в правилах такого человека, как 
Сталин, уходить от раз начатого им дела». И Носович показывает, как Сталин 
берет в свои руки все военное и гражданское управление, как он неуклонно, раз 
за разом, отбивает все наскоки, все происки заклятых врагов революции.
 Вот например:  «К этому времени,  – говорит Носович, –  местная 
контрреволюционная организация, стоящая на платформе Учредительного собрания, 
значительно окрепла и, получив из Москвы деньги, готовилась к активному 
выступлению для помощи донским казакам в деле освобождения Царицына. К большому 
сожалению, прибывший из Москвы глава этой организации инженер Алексеев и его 
два сына были мало знакомы с настоящей обстановкой и, благодаря неправильно 
составленному плану; основанному на привлечении в ряды активно выступающего 
сербского батальона, бывшего на службе у большевиков при чрезвычайке, 
организация оказалась раскрытой …». 
 Ленин чрезвычайно опасался выступления левых эсеров в Царицыне. Он 
телеграфировал об этом Сталину и получил такой ответ:  «Что касается истеричных,
 будьте уверены, у нас рука не дрогнет, с врагами будем действовать 
по-вражески». 
 Суровые, но необходимые меры против врагов, с оружием в руках нападавших на 
революцию в разгар ее ожесточенной войны с иностранными интервентами, – против 
врагов, рассчитывавших только на убийство, – подняли моральное состояние 
красных полков на фронте. Военные и политические руководители, массы бойцов – 
почувствовали, что их ведет твердый человек, обладающий точным знанием конечной 
цели, беспощадный ко всякому, кто хочет вернуть бывших рабов к прежнему 
рабству; ко всякому, кто хочет поставить ловушку новому; разбившему цепи