|
народу; кто хочет, прячась под белым, черным, а иной раз и красным знаменем,
вонзить освобожденным освободителям нож в спину.
Сталин брал на себя ответственность, но требовал и власти, как требует ее
всякий, кому она нужна для дела. Вот какой факт сообщает нам тот же предатель
Носович: «Когда Троцкий, обеспокоенный разрушением с таким трудом налаженного
им управления округов, прислал телеграмму о необходимости оставить штаб и
комиссариат на прежних условиях и дать им возможность работать, то Сталин
сделал категорическую и многозначащую надпись на телеграмме: «Не принимать во
внимание». Так эту телеграмму и не приняли во внимание, а все артиллерийское и
часть штабного управления продолжали сидеть на барже в Царицыне».
Чтобы проследить за выполнением своих приказов и навести большевистский
порядок, Сталин лично отправляется на фронт, который к тому времени растянулся
на 600 километров. Этот человек, который никогда не был на военной службе,
обладал таким организаторским гением, что он сумел понять и разрешить самые
сложные и трудные специальные вопросы (хотя критическое положение, ухудшавшееся
с каждым днем, чудовищно усложняло их).
«Помню, как сейчас, – пишет Ворошилов, – начало августа 1918 г. Красновские
казачьи части ведут наступление на Царицын, пытаясь концентрическим ударом
сбросить красные полки в Волгу. В течение многих дней красные войска во главе с
коммунистической дивизией, сплошь состоявшей из рабочих Донбасса, отражают
исключительной силы натиск прекрасно организованных казачьих частей. Это были
дни величайшего напряжения. Нужно было видеть товарища Сталина в это время. Как
всегда, спокойный, углубленный в свои мысли, он буквально целыми сутками не
спал, распределяя свою интенсивнейшую работу между боевыми позициями и штабом
армии. Положение на фронте становилось почти катастрофическим. Красновские
части под командованием Фицхалаурова, Мамонтова и др. хорошо продуманным
маневром теснили наши измотанные, несшие огромные потери войска. Фронт
противника, построенный подковой, упиравшейся своими флангами в Волгу; с каждым
днем сжимался все больше и больше. У нас не было путей отхода. Но Сталин о них
и не заботился. Он был проникнут одним сознанием, одной единственной мыслью –
победить, разбить врага во что бы то ни стало. И эта несокрушимая воля Сталина
передавалась всем его ближайшим соратникам, и, невзирая на почти безвыходное
положение, никто не сомневался в победе.
И мы победили. Разгромленный враг был отброшен далеко к Дону».
То же мрачное положение, та же эпопея на восточном фронте, в Перми.
К концу 1918 года этот фронт был в исключительно опасном, почти безнадежном
состоянии.
3-я армия поддавалась, ей пришлось сдать Пермь. Под жестокими ударами
противника, наступавшего полукольцом, эта армия к концу ноября была
окончательно деморализована. Итог последних шести месяцев, – бои шли, не
прекращаясь, – был потрясающим: отсутствие резервов, необеспеченность тыла,
отвратительно налаженное продовольствие (29-я дивизия пять суток отбивалась
буквально без куска хлеба); при 35-градусном морозе, полном бездорожьи,
огромной растянутости фронта (более четырехсот километров), при слабом штабе
«3-я армия оказалась не в состоянии устоять, против натиска превосходящих сил
противника».
К тому же бывшие офицеры, недавние царские слуги, массами изменяли, и целые
полки, измученные бездарным или пьянствующим командованием, сдавались
противнику.
Тогда произошла катастрофа: беспорядочное отступление – триста километров за
двадцать дней, – потеря 18 000 бойцов, десятков орудий, сотен пулеметов.
Противник приближался, угрожая Вятке и всему восточному фронту.
Ленин телеграфирует РВСР: «Есть ряд партийных сообщений из-под Перми о
катастрофическом состоянии армии и о пьянстве. Я думаю послать Сталина …».
ЦК послал Сталина и Дзержинского. Свою основную задачу – «расследование причин
сдачи Перми» – Сталин отодвинул на второй план, а центр тяжести своей работы
перенес на принятие действенных мер по восстановлению положения. Положение
оказалось еще хуже, чем предполагали, и Сталин телеграфно сообщил об этом
Председателю Совета Обороны, Ленину, требуя немедленных подкреплений, которые
позволили бы встретить опасность. Неделю спустя он посылает отчет о причинах
сдачи Перми и вместе с Дзержинским предлагает целый ряд мероприятий по поднятию
боеспособности 3-й армии. Со свойственной ему быстротой и решительностью он
провел все эти многочисленные военные и политические меры, и в том же месяце
(январь 1919 года) дальнейшее продвижение противника было приостановлено,
восточный фронт перешел в наступление, и на правом фланге был взят Уральск.
В подобной же трагической обстановке находилась весною 1919 года и 7-я армия,
сражавшаяся против белых полчищ Юденича, которому была поставлена Колчаком
задача «овладеть Петроградом» и оттянуть революционные войска с восточного
фронта.
При помощи белоэстонцев, белофиннов и английского флота Юденич перешел в
неожиданное наступление и создал реальную угрозу Петрограду.
Сверх того он имел союзников в самом Петрограде: там был обнаружен заговор,
нити которого находились в руках военных специалистов, служивших в штабе
западного фронта, в 7-й армии и кронштадтской морской базе.
Юденич наступал на Петроград, а в это время Булак-Балахович добился ряда
успехов на псковском направлении. Измена и дезертирство все умножались.
Гарнизоны фортов «Красная горка» и «Серая лошадь» открыто выступили против
советской власти. Расстояние между белыми и Петроградом сокращалось, советские
части отступали. За границей рабочие лихорадочно ждали известий и в тревоге, в
ярости, в отчаянии стекались на массовые собрания (Вы помните это, французские
|
|