Когда Сергея привезли во 2-ю университетскую клинику, он был совсем плох, мелко 
дрожал в ознобе. Его положили у печки. Старый приятель по МВТУ Игорь Розанов, 
которому Королев помогал строить планер, попросил своего отца, известного врача,
 профессора Владимира Николаевича Розанова, помочь Сергею. Тот позвонил 
профессору Свиржевскому. На следующий день Свиржевский сделал Королеву операцию.
 Трепанация черепа – штука довольно неприятная. В больнице он пролежал долго. 
Иногда заходили Петр Флеров, Игорь Розанов, Сергей расспрашивал об авиетках, о 
делах в конструкторском бюро: Петр теперь тоже работал в ЦКБ, в бригаде шасси. 
Сергей кивал забинтованной головой и, выслушав все новости, «давал указания»:

– Петр, надо проверить расходный бачок на СК-4, посмотреть, не засасывает ли он 
воздух из больших баков. И еще лыжи от «анрио» где-то надо достать. Я отсюда 
надумал выбираться, а без лыж летать не сможем...

Но лыжи, которые Петр Флеров, конечно, достал, не потребовались. Сергей, хоть и 
выписался из больницы, чувствовал себя очень плохо. Сидел дома, много читал. В 
Колонном зале открылся IX съезд ВЛКСМ. 25 января съезд принял шефство над 
Военно-Воздушными Силами РККА. На съезде выступал нарком Ворошилов, подчеркивал 
значение авиации, цитировал немецкого генерала Людендорфа. Людендорф говорил: 
«В моих статьях я наметил начало новой войны на 1 мая 1932 года... Этот день 
будет назначен за несколько недель до урожая. Для народов, которые будут 
уничтожены, совершенно безразлично, начнется ли война в 1931, 1932 или 1933 
году».

Королев должен был вспомнить эти слова летом 1941-го «за несколько недель до 
урожая», когда тесная и темная теплушка катила его в Омск...

Королева временно перевели на инвалидность: такой долгий бюллетень не 
оплачивался. Денег не было, не у Гри же занимать?! Продал Петру свой «дерад». И 
Петру не повезло: сломал руку, тоже сидел дома. В жизни Сергея не было такой 
тоскливой зимы. Труднее – были, а такой тоскливой и бездельной не было.

Вернулся он в ЦКБ в начале весны, когда близились к завершению работы над ТБ-5. 
График работ был предельно напряжен, сидели ночами. В ЦКБ этот бомбардировщик 
называли «козырным»: на карту был поставлен престиж всего коллектива. 
Григоровича можно было понять, когда он подгонял своих инженеров: пополз слушок,
 что ему и всем, кто жил в седьмом ангаре, подчиняясь расписанию: «работать... 
укладываться...» – будет дарована полная амнистия. Не отрываясь, часами 
просиживал Дмитрий Павлович над чертежами, навалясь на стол своим огромным, 
атлетически сложенным телом. Он обладал удивительным, сверхъестественным нюхом 
на ошибки в чертежах, словно магнит притягивал к ним его красный карандаш. 
Григорович редко сидел в своем кабинете, чаще подсаживался к кому-нибудь из 
конструкторов. Работали в одном большом – на весь этаж – зале все вместе: и 
мотористы, и шассисты, и вооруженцы, и Королев часто мог наблюдать главного 
(если не формально, то фактически) конструктора в деле. Григорович был очень 
строг и требователен, но видно было, что сам он больше других болеет за дело, и 
это не давало людям морального права на обиды и упреки.

Первый полет ТБ-5 состоялся в мае 1931 года. Пилотировал бомбардировщик 
Бухгольц – он был шеф-пилотом ЦКБ. На аэродром приехали нарком Ворошилов и 
много других высоких начальников.

– Считаю самолет шедевром мировой авиации, – сказал Бухгольц, когда Ворошилов 
спросил его о бомбардировщике. Он не мигая смотрел в глаза наркома.

Бенедикт Леонтьевич, конечно, правильно сделал, что так сказал, но шедевром 
ТБ-5 не был. Очень скоро стало ясно: как раз то, что Григорович считал 
преимуществом своей машины – отказ от цельнометаллической конструкции, было ее 
недостатком. Уже летавший ТБ-5 уступал по расчетным данным еще строящемуся ТБ-3 
Туполева. И когда ТБ-3 полетел, стало ясно, что в серию пойдет он. Но все равно 
Бухгольц правильно сделал, что назвал ТБ-5 шедевром. Свободу Григорович и 
другие «вредители» получили не сразу. Но после полета ТБ-5 режим их жизни 
помягчал. Сначала в ангар № 7 были допущены жены, дети и другие родственники. 
Потом разрешили выходить в город. Потом – ночевать дома. За давностью лет не 
просто установить все детали, но тогда происходило нечто, юридически трудно 
объяснимое. Никто их вроде бы не амнистировал, не реабилитировал, они 
постепенно превращались из «вредителей» в свободных людей, а злокачественная 
«шарашка» перерождалась в нормальное конструкторское бюро.

Человеку свойственно забывать дурное, и о КБ ВТ быстро забыли. Но не все.

Помимо больших испытаний ТБ-5, широко обсуждавшихся в ЦКБ, в то же самое время 
проходили маленькие испытания СК-4, о которых знали немногие.

В марте Сергей Королев собрал механиков для ремонта и подготовки своего 
самолета к полетам. «Переобули» снова с лыж на колеса, подкрасили, подмазали, 
отрегулировали двигатель. И, в общем, все вроде бы хорошо, а летать самолетик 
не хотел: не тут так там вылезали какие-то неполадки, пробивались какие-то 
проводнички, что-то подтекало, где-то выявлялся люфт и так без конца. Много