Вот как описывает его сам герой дня – Василий Андреевич Степанчонок:

«С утра уже ясно было, что день обещает быть ветреным... На такой ветер на 
южном склоне выпускать учеников для сдачи экзамена на звание пилота-парителя 
было бы рискованно. Через полчаса он достиг уже 13—14 м/сек. Извлеченная с 
северного склона „Красная звезда“ стояла на старте и осматривалась в последний 
раз перед полетом... Взлетаю осторожно, на большой скорости... Вот и конец горы.
 Плавный разворот, и планер возвращается к месту старта. Высота около 200 м над 
склоном. Видно, как внизу кучкой стоят и смотрят, расположившись около 
полотнища, планеристы... Теперь спокойно, последнее движение рулем глубины, и я 
вижу, как земля ринулась на меня, а деревушка Бараколь стала быстро расти на 
глазах... „Сколько я потерял высоты?“ – мелькнула мысль. Земля кажется так 
близка. Плавно, медленно ослабляю давление на ручку, и планер, приподнимая нос, 
уже бороздит небо... Вот планер уже стоит вертикально... Не торопясь ускоряю 
движение ручки... Переваливаюсь на спину... Зависну или нет? Но нет, скорость 
еще есть, ремни на плечах не натянулись. Ручка дотянута и... тишина... Ни звука.
.. Спокойно, как в штиль...

Мелькнул южный склон Узун-Сырта, еще несколько мгновений, и... планер спокойно 
продолжает нормальный полет... Опять иду вдоль склона, опять набираю высоту 
перед стартом, там, где застыла устремленная вверх группа планеристов, – сигнал 
– внимание... Даю знать о второй петле... А в голове мысль: «А ведь Сережа и не 
подозревает». Конструктор машины в это время, измученный и ослабевший от 
брюшного тифа, оторванный от своего планера и слета, бессильный, лежал на 
кровати феодосийской больницы.

После третьей петли я увидел, что внизу на старте суматоха... Кто-то торопливо 
нес кусок фанеры к полотнищу. «Выкладывают требование на посадку», – мелькнула 
мысль... «Бедный Андрей Митрофанович»[16 - A.M. Розанов, начальник штаба VII 
Всесоюзного слета планеристов.], поди, переволновался изрядно... Сажусь около 
места взлета в нескольких десятках шагов. Со всех ног несется уважаемый 
Константин Константинович[17 - К.К. Арцеулов.]. А вот и Бурче с расплывшейся по 
лицу улыбкой... За ним остальные».

Мечты конструктора и пилота осуществились. Петли Степанчонка стали сенсацией 
седьмого слета. Сергей Владимирович Ильюшин подчеркивал научно-прикладное 
значение конструкции Королева:

«К большому достижению этого года нужно отнести мертвые петли, совершенные 
летчиком Степанчонком В.А. на планере СК-3, что является чрезвычайно важным с 
точки зрения внедрения в обучение полету на планере высшего пилотажа, а также 
оборудования планеров приборами, определения качества планера и снятия поляры 
планера».

«Вестник воздушного флота» тоже писал, что можно «сделать первый шаг к 
изысканию типа учебного планера для высшего пилотажа и получить машину, 
обладающую таким запасом прочности, чтобы можно было на практике проверить 
критические значения перегрузок...»

Короче, «Красная звезда» прославила своего молодого конструктора. Конечно, 
славу эту Королев справедливо делил с пилотом. Недаром Сергей называл полет 
Степанчонка «исключительным по смелости и красоте».

Василий Степанчонок действительно был одним из самых одаренных летчиков и 
планеристов. Вся его дальнейшая работа в авиации подтвердила те высокие оценки, 
которые получил он в ту осень в Коктебеле. В своих воспоминаниях известный 
летчик-испытатель Стефановский, знавший Степанчонка долгие годы, говорит о тех 
его качествах, которые помогли ему стать впоследствии отличным 
летчиком-испытателем: «Безукоризненная техника пилотирования самолетов и 
планеров, неуемный летный азарт и огромная любовь к авиации...»

Василий Андреевич погиб в 1943 году при испытаниях одного из вариантов 
злосчастного самолета И-180, до этого отнявшего жизнь у Валерия Чкалова и 
Томаса Сузи.

Степанчонок делал «петли», а конструктор лежал в больнице, и конструктору было 
очень плохо. Холодный ветер свистел в щелях окна, рядом тихо стонал в 
беспамятстве умирающий грузин. Сергей вдруг почувствовал себя бесконечно 
одиноким и всеми забытым. Он продиктовал сестричке телеграмму Петру Флерову:

«Заболел брюшным тифом Феодосии тчк Все твоем усмотрении тчк Сергей».

Петр с телеграммой в руках побежал на Александровскую. Через два дня Мария 
Николаевна приехала в Феодосию. Сергей бодрился, но у него это не очень 
получалось. Мария Николаевна боялась, что он простудится в палате, и упросила 
врачей выписать сына. Несколько дней пролежал он в номере «Астории» – типичной 
курортной гостиницы. После тифа у него началось осложнение – воспаление 
среднего уха. Требовалась операция, но местный врач признался, что боится ее 
делать. Они поехали в Москву. Болело уже не ухо – вся голова: болью набух череп,
 и хотелось только одного – прислониться лбом к холодному стеклу и заснуть.