руководили большими коллективами. Поликарпов возглавлял работы по общему виду и 
фюзеляжу, Косткин – по крыльям. Седельников – по шасси, Надашкевич – по 
вооружению, Гончаров вел аэродинамические расчеты, Крейсон – центровочные. 
Другой печальный парадокс заключался в том, что никто из вольных не считал 
узников вредителями. А вольных становилось все больше: к концу 1930 года в ЦКБ 
работало уже триста человек, еще через год – пятьсот. В основном это были 
осиротевшие соратники Поликарпова и брошенные своим мэтром сотрудники Ришара.

Все это происходило как раз летом 1930 года, когда Сергей Королев гонял по 
Москве на своем мотоцикле в поисках болтов, трубок, перкаля и прочих 
драгоценностей. Пока все устанавливалось, утрясалось и размещалось, он и строил 
планер и авиетку. Но к моменту отъезда в Коктебель Королев уже числился в 
моторной группе ЦКБ. Григорович предложил схему и общий вид нового тяжелого 
бомбардировщика, в ОГПУ идею поддержали: очень хотелось переплюнуть Туполева, и 
все ЦКБ постепенно подключалось к главной работе: ТБ-5.

Из Феодосии они ехали на «харлее», который Кошиц привез с собой в Крым. Сергей 
– за рулем. Обгоняли можары с планерами: слет обещал быть большим, заявки в 
Осоавиахим прислали 18 организаций. Сергей увидел Коктебель и заколотилось 
сердце. Как теперь любил он это место! Насколько красивее оно слащавой Алупки!

Здравствуй, Узун-Сырт!

Вроде бы ничего не изменилось здесь за прошедший год. Так же колышутся под 
ветром стенки палаток-ангаров, те же худые лошаденки влекут в гору планеры, так 
же прохладен розовый мускат в погребке грека Синопли, так же широко улыбается 
его жена, у которой они столовались, и так же надменен ее повар, который 
готовил когда-то на царской яхте «Штандарт» и на все замечания в свой адрес 
неизменно отвечал: «Его императорское величество не жаловались». Да, все, как 
год назад. Но все теперь воспринимается по-другому – и люди, и гора, и море, 
потому что у него есть его собственный, уже без соавтора, планер, его паритель, 
его СК-3. Потому что он увидит его полет здесь, на этой горе, и сам полетит на 
нем, обязательно полетит!

Представление техкомиссии – сущая формальность. Разве не видно, как он ладно 
скроен! Самый стройный планер, вишневый красавец. Ну какие можно сравнить с 
ним? Нет, если быть объективным, хорош «Стандарт» Олега Антонова. Ильюшин 
считал его лучшим планером слета. Да, конечно, «Скиф», который привезли 
Тихонравов, Вахмистров и Дубровин, или «Гриф» Жемчужина, Томашевича и 
Сорочинского – это классические парители, и, слов нет, машины отличные, но 
попробуй-ка сделай на них высший пилотаж. Тут же крылья отвалятся... Даже их с 
Люшиным «Коктебель» с новым оперением, даже старик «Коктебель» не способен на 
это... Недаром «Вестник воздушного флота» еще до открытия слета писал:

«В качестве интересной новинки можно отметить планер конструкции т. Королева, 
рассчитанный специально на производство фигур высшего пилотажа».

Специально!

О высшем пилотаже договорились они со Степанчонком загодя, еще в Москве. 
Особенно уговаривать Василия не пришлось: ему самому очень хотелось попробовать 
сделать на планере «мертвую петлю». В прошлом году в Каче он уже делал нечто 
подобное: на «аврушке» шел в «мертвую петлю» с выключенным мотором. Правда, 
«аврушка» – это вам не планер. Его можно разогнать километров под 160 в час, он 
не развалится. Степанчонок верил в Королева и его «Красную звезду». Кроме того, 
Жуковский, а за ним Пышнов теоретически доказали, что «мертвую петлю» на 
планере сделать можно. И Василий Степанчонок еще в Москве твердо решил 
попробовать.

Уступая Сергею, первые полеты на СК-3 Василий отдал ему. Королев летал на 
«Красной звезде» четыре раза, но всякий раз недолго: планер парил все-таки хуже,
 чем Сергей ожидал. Кроме того, выяснилось, что требуется небольшая переделка 
руля направления. Только доделали руль, стала портиться погода. Низкие тучи 
окутали Узун-Сырт, с моря задул сильный холодный ветер, срывался дождь. У 
Сергея было поганое настроение, и чувствовал он себя неважно: раскалывалась от 
боли голова, знобило. Он понял, что заболевает.

– Съезди в Феодосию, – посоветовал Степанчонок, – пусть порошки какие-нибудь 
выпишут...

– А вдруг распогодится...

– Нет, я Крым знаю, это на несколько дней...

Сергей поехал в Феодосию и не вернулся. Его положили в больницу. Это была не 
простуда. Это был брюшной тиф. Эпидемия, о которой рассказывала ему в Алчевске 
Ляля, поймала его в Крыму в самое неподходящее время. Впрочем, разве бывают 
своевременные эпидемии?..

Но полет, которого с таким нетерпением ждал Сергей Королев, все-таки состоялся.