Королев ничего не знал, на аэродром в тот день не пришел и во всем этом 
«авиапиршестве» участия не принимал. Когда Петр Флеров рассказывал ему об 
«анрио», Сергей рассеянно смотрел в сторону и делал вид, что все это его, в 
общем-то, не интересует, что не до шалостей ему, человеку взрослому и занятому. 
Но на следующий день пришел на аэродром. На нем был кожаный летный шлем с 
очками и длинный шарф вокруг шеи по моде авиаторов тех лет. Где он раздобыл всю 
эту красоту – не сказал. Натянул очки, полез в «анрио».

– Сними очки! – строго сказал Карл. – Если скапотируем на взлете, порежешь 
глаза.

Сергей снял.

– Вот теперь поехали! – сказал Карл.

Но поехать, а тем более полететь не удалось: «рон» включался и тут же глох. С 
ним возились целый день, перепачкались, провонялись касторкой, но так и не 
запустили.

– Это ты своими очками сглазил его, – сказал Карл.

Сергей промолчал. Все были злые, как черти, а он больше всех: уж очень глупо 
выглядел теперь весь его маскарад...

Так и не удалось Королеву полетать на «анрио». Возились с ним долго, разбирали, 
собирали, потом увезли куда-то, и пропал «анрио».

Планерная станция в Краскове открылась в декабре. Королев теперь больше работал 
с конструкторами Колесниковым, Фадеевым и Ромейко-Гурко. Приглядывался, 
присматривался – хотелось самому попробовать, но понимал: рано, надо подучиться.


К весне в школе объявили новый набор, появилось много молоденьких, среди них 
девушки Валечка Акулина и Валя Стояновская. Молодой ленинградский планерист 
Паша Цыбин все отпуска проводил в Москве и тоже занимался в школе. Он строил 
свой собственный планер ПЦ-3, на котором летали ленинградцы Борис Раушенбах и 
Марк Галлай. Воистину мир тесен: через тридцать лет и три года Павел 
Владимирович Цыбин станет заместителем Главного конструктора Сергея Павловича 
Королева. Борис Викторович Раушенбах возглавит в королевском КБ все работы по 
ориентации и управлению космическими аппаратами, а Марк Лазаревич Галлай будет 
готовить в полет первых космонавтов.

Но Марку Галлаю еще предстояло стать знаменитым пилотом, а в те годы в Красково 
иногда приезжали уже знаменитые пилоты, «демонстрировали класс». 
Летчик-истребитель Анисимов, известный фигурист, слава которого в те годы была 
не меньше, чем потом у Чкалова, вызвался летать на «Закавказце» и действительно 
пролетел красиво. Для смеха сел в учебный «Пегас». Амортизатор натянули, как 
говорили в школе, «от жизни», Анисимов взлетел. Но вдруг заковылял, заковылял и 
плюхнулся. Обматерил планер и сердитый уехал.

Королев с досадой замечал, что энтузиазм ребят несколько пригас. За всю зиму 
летали раза три-четыре, сколько он ни агитировал. А ведь это дело такое, что 
один не полетишь, сам себя не запустишь. Весной тоже как-то с прохладцей летали,
 не то что, бывало, в Горках. Да потом весна – самое трудное время: начинается 
сессия. Сергей заканчивал курсовой проект – паровой котел. В спорах с ученым 
советом МВТУ Юрьев потерпел поражение: от традиционных котлов самолетчиков не 
освободили. И в Филях работы прибавилось.

Летом на завод, где работал Королев, приехала небольшая группа не известных 
никому людей в сопровождении начальства из Авиатреста. Люди эти были одеты так, 
что и издали, не слыша голосов, можно было сказать, что это иностранцы. Впереди 
шел красивый брюнет в светлом клетчатом пиджаке и такой же кепке с длинным 
козырьком. Слушая скороговорку переводчика, он вежливо кивал и хмурился. Это 
был Поль-Эмэ Ришар.

Появление французского авиаконструктора на заводе № 22 имеет свою предысторию. 
В те годы самыми крупными нашими авиационными конструкторами были Дмитрий 
Павлович Григорович, Николай Николаевич Поликарпов и Андрей Николаевич Туполев. 
Григорович специализировался на гидросамолетах, свою первую летающую лодку он 
построил еще в 1913 году. Именно на гидросамолетах его конструкции летал в 
Одессе Сергей Королев. В середине 20-х годов Григорович возглавлял в Ленинграде 
ОМОС – отдел морского опытного самолетостроения. В ОМОСе проектировалось 
несколько самолетов, но основное внимание было уделено РОМу – разведчику 
открытого моря. Когда начались его испытания, оказалось, что самолет не отвечал 
тем требованиям, которые к нему предъявлялись. С этого времени Григорович 
попадает в полосу фатальных неудач. Ни морской миноносец, ни торпедоносец, ни 
корабельный истребитель, ни задуманные корабельные разведчики со складными 
крыльями так и не летали: всякий раз находились какие-то причины, мешавшие 
закончить проектирование. Авиатрест был недоволен. Моряки-заказчики 
беспрестанно дергали и торопили. Григорович нервничал. Работа не клеилась. В