Ночью Люшина разбудил какой-то шум и треск, казалось, кто-то ломится в дом.

– Кто здесь? – спросил Люшин.

– Кто здесь? Стрелять буду, – Грибовский выхватил парабеллум. В 27-м году он 
был инструктором школы стрельбы и бомбометания в Серпухове, и ему, как военлету,
 полагалось носить оружие, чем он очень гордился. Угроза не подействовала: дом 
опять тряхнуло.

– Братцы! Землетрясение! – первым догадался Павлов.

Выскочили на террасу. Отовсюду слышались крики людей. Это был один из последних 
отголосков знаменитого крымского землетрясения 1927 года.

Оставаться в двухэтажном доме было опасно, и Сергей Люшин попросился на постой 
к Королеву. Они поселились вместе и очень скоро подружились. В Коктебеле их 
звали «Сережа черный» (Королев) и «Сережа рыжий» (Люшин): их различали по цвету 
кожаных курток.

Сергей Николаевич Люшин был старше Королева на пять лет. Он тоже учился в МВТУ, 
интересовался авиацией и строить планеры начал еще в 1922 году, когда помогал 
Арцеулову делать его А-5. В 1923 году планеры строили буквально все. Когда 
Сергей Королев на Платоновском молу набрасывал первые контуры К-5, в Москве 
Борис Черановский заложил свою первую «параболу», Игорь Толстых – «Коршуна», 
Николай Анощенко с мальчонкой Шуркой (это был будущий генеральный конструктор А.
С. Яковлев) строил простейший балансирный планер «Макаку», Владимир Вахмистров 
с Алексеем Дубровиным и Михаилом Тихонравовым – АВФ-1 – первый планер Академии 
воздушного флота, Владимир Пышнов – «Стрижа». Позднее Сергей Люшин вместе с 
Анатолием Жардинье тоже начал строить планер. Люшин был участником самых 
крупных коктебельских испытаний 1925 года. Короче, Люшин всех тут знал, его все 
знали, и для такого новичка, как Королев, знакомство с ним было просто находкой.


Силы отталкивания, присущие, как известно из физики, зарядам одноименным, 
которые действовали в союзе Королева с Кричевским, сменились силами притяжения, 
потому что Королев и Люшин были как раз, если можно так сказать, очень 
«разноименными». Житейская мудрость, неторопливая сосредоточенность и 
организационная беспомощность «Сережи рыжего» прекрасно дополнялись энергией, 
решительностью, быстротой выводов и удивительной способностью давать движение 
всему с ним связанному «Сережи черного».

Начались коктебельские будни, споры на техкомиссиях, полеты от зари до зари. 
Метался злой как черт Грибовский: техкомиссия забраковала его планер Г-2. Он 
кричал, что Г-2 лучше КПИРа, но Яковчук летал, а Грибовского не допускали.

– Хвост короткий, – говорили в техкомиссии.

– Вот расчеты, – Грибовский совал тетрадки с колонками цифр. Игорь Толстых тоже 
ходил расстроенный: он сам хотел первым испытать свой ИТ-4, но опоздал, и 
планер уже «объездили». Высокие споры в техкомиссии и переживания Игоря были 
Сергею Королеву пока недоступны, ему бы попросту полетать. И, по правде говоря, 
завидовал он больше не конструкторам, а летчикам, Евгению Птухину – он 
облетывал «Жар-птицу», Сергею Корзинщикову – он летал на «Драконе». Летать 
Королеву очень нравилось.

Нравилось, но выдающимися успехами похвастаться в ту осень он не мог.

Многие ребята из их планерной школы летали лучше Сергея. Васю Ефимова сажали 
даже на «Закавказца». Петр Флеров полетел на АВФ-20 и загробил его на посадке. 
Сам даже не поцарапался. Петра раньше времени отправили в Москву, но, честно 
говоря, и Петр лучше летал... А Грибовский! Все-таки уговорил техкомиссию, 
полетел и залез выше Яковчука. С каким шиком сел! Яковчук в долину, а он на 
гору... Королев всегда был очень самолюбив. Он понимал, что победить можно 
только в упорной работе, и использовал любую возможность, чтобы подняться в 
воздух. На ИТ-4 у него получалось неважно, машина была чересчур чуткой, на 
«Мастяжарте» – лучше. Помог тут и Люшин, все рассказал о норове своего планера.

Как хорошо ему было там, в небе! Нет, это не стихийное птичье счастье движения 
– он получал удовольствие не только от многократно описанного летчиками и не 
летчиками чувства слияния с машиной, но – не меньше – оттого, что понимал, как, 
почему, отчего накренилась она чуть вправо, качнула крыльями, клюнула носом. 
Удлинение и профиль крыла, коэффициент подъемной силы, массовая плотность 
воздуха – все символы в формулах, все цифры расчетов в небе превращались из 
абстракций в реальность, мертвые на бумаге, они словно оживали здесь, у облаков.
..

Однажды они сфотографировались на память у яковлевского АВФ-20 – десять совсем 
молодых ребят-планеристов. Фотография эта в 60-х годах висела на стене в 
домашнем кабинете Сергея Павловича. Иногда он подходил и подолгу всматривался в