столице...» «На Большой Лубянке открылась обсерватория...» Масса всяких 
интересных вещей творилась рядом, а он ничего не знал о них, не успевал 
узнавать.

В Горках распахали луговину и полеты прекратились. Но летать хотелось! Очень 
хотелось, и не ему одному. Успокоиться на дипломах ребята из планерной школы не 
могли, рыскали по Подмосковью в поисках подходящей для полетов площадки. 
Однажды прибежал, размахивая картой, радостный Анатолий Сеньков:

– Вот смотрите, что я нашел! Деревня Филино за Химками. Маленькая горушка и 
поле. Все, что надо...

Петра Флерова послали на разведку. Петр покатил в Филино на велосипеде, а 
вечером, разложив снятые кроки, докладывал о результатах своих поисков:

– Летать там можно. Надо только расчистить некоторые места от кустарника...

Петра Васильевича Флерова можно считать «крестным отцом» станции Планерная – 
места, которое известно сегодня каждому москвичу.

Школа готовилась к Всесоюзным планерным испытаниям в Коктебеле. Организовали 
тренировочную группу – «треньгруппу», летали, ремонтировали планеры. Королев 
понял, что мечта его наконец осуществится: теперь-то уж он увидит Коктебель!

Все обернулось для него даже более счастливо, чем он предполагал. Ляля прислала 
из Харькова письмо, в котором приглашала его в Крым. Она с родителями 
собиралась провести каникулы в Алупке.

Первые дни в Крыму он никак не мог отвыкнуть от ритма своей московской жизни, 
все время куда-то торопился, лазал по горам, заплывал в неоглядную даль. А 
потом как-то сразу вдруг почувствовал, что устал, и понял, что никуда не надо 
нестись, бежать, что можно гулять с Лялей час, два, три, целый день по 
Воронцовскому парку, сидеть в кипарисной тени, лежать, зажмурившись, на камнях, 
подставив лицо солнцу. Беззаботное время в жизни С.П. Королева исчисляется 
немногими неделями. Может быть, эти дни в Алупке были самыми беззаботными.

Но все кончается, а беззаботные дни – тем более. Ляля уехала в Харьков, Сергей 
– в Коктебель. После яркой, сочнозеленой Алупки Коктебель показался Сергею 
пустым и скучным. Не сразу оценил он его нежную, акварельную красоту, мягкость 
и благородство его красок, особенный воздух, золотой от солнца, пропахший 
полынью и морем. Недаром поэт и художник Максимилиан Александрович Волошин 
писал об этих местах:

		Я много видел. Дивам мирозданья
		Картинами и словом отдал дань,
		Но грудь узка для этого дыханья,
		Для этих слов тесна моя гортань.

Кстати, Максимилиан Волошин имел самое прямое отношение к планерным слетам. В 
1920 году, прогуливаясь по окрестностям Коктебеля вместе с Константином 
Константиновичем Арцеуловым – уже тогда знаменитым летчиком, Волошин поднялся 
на гору Узун-Сырт. Они остановились у обрыва на южном склоне горы, когда порыв 
ветра сорвал с головы Волошина шляпу. Но шляпа не упала в крутояр, а, 
поднявшись вверх, тихо опустилась на пологом северном склоне. Волошин снова и 
снова бросал шляпу, и всякий раз ее поднимало вверх.

– Здесь восходящий поток! – воскликнул Арцеулов. – Вот где надо летать на 
планерах!

Через три года по инициативе Арцеулова здесь, на Узун-Сырте, состоялись первые 
Всесоюзные планерные испытания, проводившиеся затем за редким исключением 
ежегодно до 1935 года. Сергей Королев впервые попал на четвертые планерные 
испытания.

После больших состязаний 1925 года[11 - В 1926 году планеристы в Коктебеле не 
собирались.], в которых участвовало 40 планеров, испытания 1927 года были 
довольно скромными. Из Феодосии на мажарах, длинных телегах с высокими бортами, 
неспешно притянули к Узун-Сырту «Мастяжарт» Люшина и Толстых, новый планер 
Толстых ИТ-4, «Закавказец» Чесалова, «Жар-птицу» Тихонравова, Вахмистрова и 
Дубровина, «Дракона» Черановского, Г-2 Грибовского, «Чайку» Ивенсена, АВФ-20 
Яковлева, КПИР Яковчука и два планера из Харькова – Шпака и Горобца.

– А, и ты здесь! – воскликнул Яковчук, завидев Королева. – Пробрался-таки! 
Небрежно снисходительный тон Яковчука не понравился Сергею. Смолчал. Знакомых 
было много: Петр Флеров, Сергей Люшин и Игорь Толстых – они вместе летали в 
Горках и в Краскове, киевские приятели Владислав Грибовский и старый друг 
Алексей Павлов. Но после Алупки, после коротких этих сладких дней, проведенных 
с Лялей, Сергей был в минорном настроении, искал уединения на пляже, даже 
поселился один в маленьком домике. Неподалеку жили Грибовский, Люшин и Павлов. 
Однако уединение Королева было нарушено очень скоро стихиями весьма грозными.