механическом факультете МВТУ, а вечером превращался в начальника планерной 
школы. Праздники и выходные – в Горках.

Все работали в школе только на общественных началах. Фадеев, Фролов, Афанасьев 
читали курсантам теорию авиации. Колесников, Дубак и Ромейко-Гурко – 
конструкцию летательных аппаратов. Два студента, сидящие днем на одной скамейке,
 вечером превращались в учителя и ученика. Это никого не смущало: серьезное 
дело. Все было, как в самой настоящей летной школе: медицинская комиссия, 
мандатная комиссия. Когда сказали, что надо идти к врачам, Сергей засмеялся, 
думал – разыгрывают. Оказалось, без справки не примут. Послабление было 
единственное: как студенту третьего курса, ему разрешили не ходить на лекции по 
аэродинамике. На все остальные – в обязательном порядке.

Занятия проводили в пустом доме на улице Белинского, который разыскали и 
отремонтировали еще до приезда Королева в Москву. А конструкторы нашли подвал 
на Садово-Спасской, просто замечательный, чистый и сухой подвал, даже уютный. 
Сергей часто работал там. И вот опять, как с Петропавловской крепостью: мог ли 
знать он, что через пять лет вернется в этот подвал, чтобы начать главное дело 
своей жизни!

По воскресеньям надо было на Павелецком так подгадать к поезду, чтобы к 10.00 
утра всем быть у «штаба». Штаб помещался в избе дяди Вани Потатуева. Старик 
любил планеристов, иногда выставлял котелок картошки и поил чаем. Чай был очень 
кстати: зима в тот год была ранняя – с начала декабря московские извозчики уже 
пересели на сани – и холодная. Между собой клятвенно договорились: полеты 
отменяются только при морозе более 26 градусов и во время бури. Никаких бурь и 
в помине не было, и мороз такой силы не набирал, так что летали всегда.

В Горках командовали инструкторы Карл Михайлович Венслав, Анатолий 
Александрович Сеньков и Владимир Георгиевич Гараканидзе. От них все зависело: 
полетишь или с амортизаторами целый день бегать будешь, а если полетишь – на 
чем полетишь. Произвола, впрочем, никакого не было. Гараканидзе вместе с 
Венславом и Андреем Юмашевым составили толковую программу полетов, где все было 
четко расписано. Но все равно инструктор – хозяин.

Планеры лежали в ангаре того же авиационного мецената дяди Вани Потатуева. 
Планеров было немного: учебный «Пегас» – подарок немецких планеристов; учебный 
«Старайся вверх» Ромейко-Гурко – упорное его нежелание летать быстро закрепило 
за ним прозвище «Стремимся вниз»; рекордный планер Чесалова «Закавказец», 
ставший знаменитым после полетов в Германии, и, наконец, планер Люшина и 
Толстых с фантастическим названием «Мастяжарт» – «Мастерские тяжелой 
артиллерии» – там строили этот планер.

Перед самым открытием планерной станции ударил мороз до 20 градусов, и думали, 
что начальство не приедет. Однако в воскресенье, 23 января, приехали все: гора 
прямо черная была от фигурок. Быстро вытащили и собрали планеры.

«Хороший планерист – это хороший летчик», – говорил, открывая торжества, второй 
заместитель наркомвоенмора С.С. Каменев. За ним на маленькую, наскоро 
сколоченную из досок трибуну поднялся Базилевич, командующий Московским военным 
округом.

«От детской забавы – к серьезной учебе, от планерного спорта – к самолету...»

Изо рта командующего шел пар. Было очень холодно, переминались с ноги на ногу, 
стучали валенками, терпели. Речи были энергичные и короткие. Сергей с тревогой 
поглядывал на прямую струйку дыма, поднимающегося из трубы дяди Вани Потатуева, 
летать при таком безветрии будет нелегко.

Опасения его подтвердились. Когда после речей начались полеты, «Старайся вверх» 
с Сапрыкиным так и не сумел оторваться от наста. Сапрыкина сменил сам (!) 
Арцеулов, но планер не полетел. Это был конфуз. Положение спас «Закавказец». Он 
взмыл быстро и плавно пошел под горку на поле, где в дровнях кутались в тулупы 
замерзшие врачи. (Над врачами вечно иронизировали и дразнили «помощниками 
смерти».)

Программа торжеств была выполнена вся, за исключением одного пункта: не 
появился Гараканидзе. Он должен был прилететь из Москвы на воздушном шаре и 
торжественно передать его первому Всесоюзному съезду Осоавиахима. И не прилетел.
 Все решили, что шар опустился где-нибудь на полпути. В поезде Сергей с 
ребятами дышали на заиндевевшие окна и в маленькие глазки поглядывали на 
окрестные поля: не видно ли Гараканидзе? Шара и пилота нигде не было.

Его не нашли ни на следующий день, ни через два дня, ни через три. О 
необыкновенном случае этом писали в газетах, просили каждого, кто заметит 
какой-либо летающий предмет, похожий на шар, немедленно сообщить в Москву. Был 
только один сигнал: шар видели где-то в районе Вербилок на довольно большой 
высоте. Установили, что Гараканидзе перед стартом ради облегчения шара снял 
корзину и полетел, сидя просто на дощечке, как на качелях, в тонкой шинельке и 
сапогах. Все уже считали его погибшим, когда на шестой день поисков пришла