рабфаковцами – насупленными парнями в застиранных косоворотках, замасленных 
картузах, иные из которых лишь несколько месяцев назад научились читать. К 1926 
году училище напоминало горячий котел, где под «пенкой» внешнего благополучия и 
административной организованности не остыла еще вчера клокотавшая классовая 
неприязнь.

Ни по возрасту, ни по убеждениям, ни по происхождению своему Сергей Королев не 
мог примыкать к лагерю бывших «императорских» студентов. Однако анкета его, где 
под пунктом «Бывшее сословие родителей» значилось «из мещан», указывала на 
некую социальную ущербность. В 1927 году среди выпускников МВТУ было 13 
процентов детей рабочих, а из них лишь 4,2 процента коммунистов и комсомольцев. 
Именно в этот год началась пролетаризация училища. Даже газета называлась 
«Пролетарий на учебе». Королев кампанию эту поддержать не мог. Хотя он и 
работал с шестнадцати лет, но пришел учиться не «от станка» и не «от сохи». 
Сергей Королев не мог считаться стопроцентным «красным студентом». Его числили 
скорее в «розовых». Отношение к таким, как он, было не враждебным, но несколько 
настороженным. Подай, например, он заявление с просьбой принять его в комсомол,
 – наверняка бы не приняли. Комячейки, как называли тогда первичные организации,
 представляли собой маленькие, замкнутые коллективы человека по три-четыре. Как 
правило, это были ребята, отслужившие в Красной Армии, даже участники 
гражданской войны. После 1924 года, когда объявлен был Ленинский призыв в 
партию и комсомол, комячейки стали менее келейны, но все равно – принять в 
комсомол сына учительницы французского языка, у которого отчим – «спец», 
учившийся в Германии, – это уж чересчур, явная потеря «классового чутья». Может 
быть, поэтому невероятная молодая энергия Королева не оставила никакого следа в 
общественной и политической жизни училища. Огромный заряд ее без остатка был 
направлен в дело, которому он уже твердо решил посвятить всю свою жизнь, – в 
авиацию.

Авиационные достижения МВТУ в ту пору уже были всемирно известны. Сюда в 1872 
году пришел Жуковский. Здесь в 1902-м заработала одна из первых в мире 
аэродинамических труб, а восемь лет спустя была создана аэродинамическая 
лаборатория. Здесь, в гнезде Жуковского, оперялись его «птенцы» – учителя 
сегодняшних учителей. Здесь, с косогора над Яузой, еще в 1910 году летал на 
планере второкурсник Андрей Туполев.

Сергея приняли в МВТУ сразу на третий курс, где как раз начинали читать 
специальные дисциплины. После «абстрактных» лекций в КПИ по математике, физике, 
химии и сопромату одни названия этих курсов: «Динамика полета», 
«Аэродинамический расчет самолета», «Конструкция самолета» звучали для Сергея 
как музыка.

Наконец увидел он тех, о ком столько слышал: неожиданно молодой Андрей 
Николаевич Туполев прочел им первую вводную лекцию. Сергея сразу очаровала 
простота и непосредственность Владимира Петровича Ветчинкина. Ветчинкин был 
первым в России дипломированным инженером по самолетостроению. Развивая теорию 
гребного винта Жуковского, он прославился как крупнейший специалист по расчету 
лопастей на прочность, проектировал самолетные, геликоптерные винты и огромные 
вентиляторы аэродинамических труб. И вот этот известнейший 38-летний профессор 
разговаривал с ними как с коллегами. В своих лекциях он мог повторяться или 
«перепрыгивать» через какую-нибудь тему, но всегда говорил необыкновенно живо, 
интересно, сам вызывая дискуссии, радостно откликаясь на вопросы. Однажды Костя 
Федяевский, который учился с Королевым в одной группе, залез на скамью и стал 
пускать бумажных «голубей». Вошел Ветчинкин. Костя спрыгнул и покраснел как рак.


– Нет, нет, продолжайте, – строго сказал Владимир Петрович. – Давайте-ка 
разберемся, как они, собственно, летают.

Посещать лекции было не обязательно, но на лекции Алексея Михайловича 
Черемухина ходили дружно всем курсом. Черемухин окончил школу летчиков еще до 
революции, был инструктором в Севастополе, а потом с первых дней жизни 
Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) начал работать в 
аэродинамической лаборатории, строил уникальные аэродинамические трубы. 
Жуковский угадал в нем человека разносторонне талантливого. Необыкновенно 
обаятельный, веселый человек, путешественник, спортсмен, музыкант, Черемухин 
сразу влюбил в себя студентов. Он читал курс расчета самолета на прочность, а 
именно этот курс ребята считали самым важным: ведь все до одного мечтали о 
самостоятельной конструкторской работе, о «своих» машинах. Кстати, у Черемухина 
«своих» самолетов не было. В 20-е годы он работал с конструкторами 
Александровым, Калининым, а потом – многие годы – в КБ Туполева. Вместе с ним 
был репрессирован, потом освобожден. Алексей Михайлович стал доктором 
технических наук, лауреатом Ленинской премии...

Борис Николаевич Юрьев в 1907 году бросил ради авиации Московский кадетский 
корпус. Первым в мире дал он теоретическое обоснование полета вертолета, или 
геликоптера, как называли тогда бескрылую машину. Во время войны он попал в 
германский плен. Но как только вернулся в Россию, сразу – к Жуковскому. Юрьев 
был женат на дочери Николая Егоровича Елене и считался самым любимым его 
учеником. Он был чем-то вроде декана аэромеханического отделения и читал