планере, сегодня он летел, а планер просто помогал ему. И из тела ушла, 
растворилась в этом плавном движении вся скованность, тяжелая натуга – нет, 
никогда еще так славно не было... И вот в этот счастливый миг и увидел он эту 
проклятую трубу.

Королев и сам не заметил, как долетел до самой границы их тренировочной 
площадки. Там из кучи строительного мусора торчала ржавая водопроводная труба, 
и Сергей садился точно на эту трубу. Маленькая высота и погасшая скорость 
планера не позволяли ему сделать какой-либо маневр. Он тихо и плавно, как 
детский бумажный голубь, опускался на трубу. Потом был сухой треск – «так Анюта,
 кухарка, колола в Нежине щепки для самовара», удар, он вылетел из планера и, 
кажется, на секунду потерял сознание.

Планер пострадал очень мало: по счастью, на трубу налетела лыжа, да и Сергей 
отделался довольно легко. Мог бы сломать руку, но удар пришелся точно по 
запястью, и часы – последний подарок Гри перед отъездом в Киев – разлетелись 
вдребезги. Сильно болело в боку, особенно если вдохнуть глубоко. Наверно, ребра.
 Перелом вряд ли. Скорее трещина. В тот день он еле доплелся до Богоутовской, 
лег. Пролежал два дня и стал собираться в институт: ему не терпелось узнать, 
нет ли каких-нибудь вестей из Германии, как там наши.

Новости были, и очень приятные. Советские планеристы на горе Вассеркуппе 
оказались впереди Мартенса, Шульца, Папенмайера, Неринга и других прославленных 
асов безмоторной авиации. Три наших летчика были награждены серебряными кубками,
 а вся команда – призом за общие технические достижения в конструировании 
планеров и полетах – шикарным компасом фирмы «Лудольф». О наших ребятах писали 
в газетах, помещали их портреты в журналах. «Только русские планеристы внесли в 
этом году лихость в состязания», – восхищалась «Франкфуртская газета».

В КПИ, разумеется, все ликовали. После таких новостей еще сильнее захотелось 
Сергею поехать в Крым, еще больнее было видеть, как заколачивают в ящик 
отремонтированный КПИР-3, как носятся по институту счастливчики с 
командировками в Феодосию. А тут еще с Павловым эти неприятности: пролетел под 
мостом и его списывают теперь из отряда, переводят инструктором в какую-то 
авиашколу. Савчук то ходил к начальству хлопотать за Алексея, то принимался 
ругать его, выбирая самые обидные словечки, обзывал «пижоном» и «мелким 
лихачом». Хлопоты Ивана результатов не дали: Павлов уехал. Сергей провожал его 
и думал о том, что Алешки им всем будет не хватать, но больше всех – ему, 
Сергею, потому что очень уж он надеялся в сентябре засесть за авиетку.

И вот снова они сидят в большой физической, снова на одной скамье, но уже не 
вчетвером, а втроем. И снова пошли лекции. В сентябре Королев с блеском сдал 
Шульцу зачет по техническому черчению, в январе 1926 года досрочно покончил с 
высшей математикой. Учился много и хорошо, просиживал над конспектами долгие 
часы, но все это было вяло, без прежнего азарта, и науки интересовали как-то 
абстрактно. Разве что рассказы ребят, приехавших в октябре из Коктебеля, 
несколько растормошили его.

III Всесоюзные стали подлинным триумфом для киевлян. Техническая комиссия 
забраковала КПИР-1-бис, но Яковчук полетел на нем на свой страх и риск и 
установил всесоюзный рекорд продолжительности полета – 9 часов 35 минут 15 
секунд. До ночи летал, даже костры пришлось разжигать, чтобы он сел. А Юмашев – 
тоже киевлянин – побил все рекорды дальности. О них писали так: «... на 
планерах КПИ поставлено наибольшее количество рекордных полетов. Своей 
продуманностью, чистотой обработки, простотой сборки они не имеют себе равных 
среди советских планеров». Просто гимн, а не статья. Вся беда только в том, что 
вернулись победители без планеров: во время урагана ребята бросились спасать 
машины немцев – гостей соревнования, а свои спасти не успели. Летать теперь 
было не на чем.

Королева раздражал поток бесконечных восторженных воспоминаний о победах в 
Германии и в Крыму.

– А что дальше? – спрашивал он. – Теперь всю жизнь будем рассказывать о своих 
победах? Надо собирать кружок и строить новые планеры...

Веселый и беспечный Яковчук отмахивался от него. Кружок распался. Так и должно 
было случиться: он держался на нескольких «корифеях», а все они были 
дипломниками. Они сумели построить неплохие планеры, но не вырастили себе смены.
 Они ушли – остались исполнители – солдаты без командиров.

Никто не скажет сегодня, надолго ли запомнил Королев этот печальный случай с 
киевским планерным кружком, но доподлинно известно, что в последние годы жизни 
его очень заботила проблема преемственности, занимали вопросы формирования 
научно-технической смены, и на многих важных заседаниях многочисленные 
заместители и ведущие инженеры вдруг ловили на себе его оценивающий и 
вопрошающий взгляд: «Кто же, кто из вас придет на смену мне?..»

В довершение ко всем неприятностям задумал жениться Михаило Пузанов. После 
отъезда Павлова выдержать новый удар четверка друзей уже не могла: все реже