Такие приработки не были каким-то исключением в студенческой жизни тех лет: тем 
или иным способом подрабатывало подавляющее число сокурсников Сергея. Это 
обстоятельство коренным образом меняло весь ритм занятий. Тогда, повторяю, 
работали почти все, все были «вечерниками», и занятия в КПИ начинались только 
часа в четыре дня и продолжались до десяти вечера. За два года учебы в КПИ 
Королев сдал двадцать семь зачетов, отчитался за практические занятия, а также 
за свою работу в мастерских, смазочной лаборатории и за летний практикум по 
геодезии, наконец, проходил практику в Конотопе, работая помощником машиниста 
на паровозе.

На первой лекции, когда собрался весь курс, Сергей увидел, что он здесь самый 
зеленый. Вокруг сидели люди в выцветших гимнастерках, потертых бушлатах, 
видавших виды рабочих фуфайках, Сергей покосился на своего соседа по скамье. 
Здоровенный парень, усатый, шея обмотана шелковым шарфом. По рукам видно – 
рабочий. В перерыве подошел.

– Давай знакомиться, – протянул руку, – Королев.

– Пузанов Михаил, – усатый разглядывал Сергея. Потом спросил: Что-то я тебя тут 
не видел, ты откуда?

– Из Одессы. А ты?

Разговорились. Оказалось, что Пузанов еще до революции работал в авиационных 
мастерских при КПИ, потом на заводе. Во время войны его тоже откомандировали в 
механические мастерские в Грушках. В 1922 году он поступил на рабфак, а оттуда 
– на механический факультет.

Королеву понравился Пузанов. Он был грамотнее и культурнее других, и была в нем 
какая-то врожденная деликатность, скромность – настырных Сергей не любил. А 
главное, оказалось, что Михаил тоже увлекается авиацией и имеет уже кое-какой 
опыт в авиационных делах. Он рассказал Сергею о братьях Касяненко, много 
сделавших для того, чтобы на их факультете родилась авиационная специальность. 
Самым энергичным был младший из братьев – Евгений. Он организовал в КПИ 
авиамастерские, которыми руководил Иван Касяненко. Сначала мастерские делали 
только пропеллеры, а потом вместе с третьим братом Андреем Евгений и Иван 
начали конструировать и строить самолеты. Один из них – маленький моноплан с 
моторчиком в 15 лошадиных сил на Куреневке испытывал сам Петр Николаевич 
Нестеров. К 1921 году братья построили шесть самолетов, почти все разные, 
оригинальной конструкции.

– И все наши станки еще от братьев остались, – подытожил Пузанов. Пузанов был 
старше Королева без малого на девять лет, но они сдружились. Сергею нравилось, 
что этот рабочий парень в отличие от многих заботится не о том, чтобы получить 
поскорее диплом, а о том, чтобы получить знания, и учится на совесть.

В первое воскресенье октября вместе с Михаилом отправились они на аэродром, 
Намечалось торжественное событие: закладка ангара. Киевский ОАВУК устроил 
митинг, прямо на поле читали доклады по истории авиации. Народу было много, но 
вдруг в толпе мелькнуло знакомое лицо.

– Ба! Иван! Ты ли это?! – заорал Сергей.

Перед ним стоял улыбающийся Иван Савчук, летчик-наблюдатель, или, как теперь бы 
сказали, штурман из ГИДРО-3.

Сергей очень обрадовался этой встрече. Нельзя сказать, чтобы они были с Иваном 
друзья, но Савчук был частицей Одессы, моря, дома, частицей оставленного там 
детства.

Оказалось, что после перевода гидроотряда в Севастополь Савчук приехал в Киев,

– Да ведь мы соседи, – рассказывал Иван, – я живу в авиагородке, это же рядом с 
твоим политехническим... Аида ко мне! Нельзя было не позавидовать Савчуку! Дома 
авиагородка на краю аэродромного поля были добротные, кирпичные, с паровым 
отоплением, и у каждого летчика – своя комната. Тут же столовая, и кормили там 
отменно, это вам не институтская баланда «Голубой Дунай» с двумя перловинами – 
ложкой за ними не угонишься. И самолеты рядом – один взлетает, другой садится.

– Покатаешь? – жадно спросил Сергей, не отрывая глаз от самолетов.

– Э, нет, – засмеялся Савчук, оборачиваясь к вошедшему человеку с тонким 
красивым лицом. – Это тебе не «девятка». «Ньюпор», истребитель! Куда ж я тебя 
посажу? Это ты вот Алешу попроси, он у нас все может, на пропеллер тебя посадит.
..

Алексей Павлов, друг Ивана Савчука, был летчиком лихим, безрассудным. Забегая 
вперед, скажу, что короткая жизнь его оборвалась довольно скоро после этой 
киевской встречи. Прекрасный летчик, знающий свой талант, но уже отравленный 
ядом неистребимого лихачества, Павлов был еще и талантливым конструктором.